Вдвоем против целого мира
Шрифт:
– Нет, конечно. Темно было, и пока Дэн выскочил, его и след простыл. – Соня налила себе сока и сделала глоток. – Может, полиция что и выяснила, но мне они не сказали. Я думаю, если что-то узнают, то скажут. А какой котенок едет? И откуда?
– В Александровске есть питомник. – Афанасьев хитро подмигнул. – А какой – не скажу, пусть вас любопытство загрызет.
– Оно уже начало грызть и скоро прогрызет во мне дыру. – Соня проглотила последний кусочек мяса и снова повернулась к стеклянной стене. – Вечером должно быть красиво, если включить подсветку.
– Вы все увидите, вы же моя гостья. – Афанасьев улыбается, глядя на нее. – Вы, Соня, самая милая девочка из всех, кого я видел.
Но она его не слушает –
– Я могу часами смотреть на них. – Она повернулась к Афанасьеву. – Вы что-то говорили, извините, я очень рассеянная.
– Нет, ничего. – Афанасьев поднял свой бокал. – Ваше здоровье, Соня!
Она улыбнулась и вздохнула.
– Верните меня домой, Дмитрий Владимирович, мы с Владькой договорились поехать по делам.
– Но вечером вы придете? Возьмите своего друга и милую даму, его мать. Будет ужин.
– И мороженое с этим божественным шоколадом?
– Обязательно. – Афанасьев засмеялся. – Что ж, сейчас поедем, уговор дороже денег.
Елена Станиславовна листала записи отца. Когда его не стало, многие книги профессора она передала в институтскую библиотеку, но записи оставила. Отец разрабатывал интересную тему, и она надеялась продолжить его работу.
Вопросы полиции обескуражили ее. Конечно, отец приятельствовал с профессором Шумиловым, иногда они играли в шахматы, практически не разговаривая, а после исчезновения Лизы и попытки Наташи убить Соню Оржеховский счел, что эти отношения ему в тягость. Он многое мог простить людям, но не равнодушие к страданиям детей и не жестокость по отношению к ним, а старик Шумилов много лет демонстрировал и то и другое, когда дело касалось Сони.
Елена Станиславовна понятия не имела, что ее отец бывал в святая святых – в здешней лаборатории Шумилова, и уж тем более она не знала, что там регулярно бывала Лиза. Но старые рисунки Лизы, которые показал ей полицейский, недвусмысленно говорили о том, что и профессор Оржеховский, и Лиза там бывали, и не раз. И сейчас Елене Станиславовне очень неловко рыться в записях отца в поиске ответов на вопросы, которые он при жизни не счел нужным с ней обсудить. Но ей нужны эти ответы.
Дневников отец не вел, считая это занятие достойным сопливых школьников, и ничто в его записях не указывало на то, что он хотя бы догадывался, чем занимался в своей лаборатории профессор Шумилов.
Но он знал. Елена Станиславовна понимает, что обижаться на отца уже нет смысла, но не может смириться с тем, что он столько лет жил рядом и ни словом не обмолвился о том, что знал. Что мог делать профессор Шумилов в своей лаборатории, если все его записи были мгновенно изъяты, и часа не прошло после его смерти?
– Мам, мы с Соней поедем в город в полицию. – Влад заглянул в комнату, служившую когда-то кабинетом его деда. – Что ты делаешь?
– Пытаюсь понять. – Елена Станиславовна расстроенно смотрит на сына. – Владик, папа бывал в лаборатории и что-то знал о работе Ивана Николаевича, и Лиза имела к этому прямое отношение, понимаешь? Но он ни разу мне даже не намекнул!
– Какое это теперь имеет значение?
– Владик, полиция считает, что это может иметь отношение к проникновению в Сонин дом. – Елена Станиславовна вздохнула. – Я же помню: когда умер Иван Николаевич, часа не прошло, как из лаборатории вывезли все оборудование и записи и кабинет почистили. Соня сказала, что в городской квартире тоже изъяли все записи. Чем же он занимался?
– И какие мысли?
– Судя по тому, что нарисовала Лиза, в лаборатории велись разработки, синтез и испытания какого-то лекарства. – Елена Станиславовна отодвинула от себя бесполезные бумаги. – Если там содержались подопытные животные, то однозначно это было
– Теперь я понимаю. – Влад задумчиво посмотрел на расстроенную мать. – В тот вечер, когда мы застали в Сонином доме Дариуша и Татьяну, я просканировал дом на наличие камер и «жучков», и в числе тех, что установил Дариуш, я нашел «жучок», установленный очень давно в телефонный аппарат Шумиловых. Теперь я понимаю, кто и зачем его установил. Если профессор работал на оборону и его разработки были секретными, то его обязательно прослушивали.
– И нас тоже?!
– Нет, мам. – Влад успокаивающе обнял ее. – Я просканировал наш дом, ничего такого не оказалось. Думаю, те, кто следил за Иваном Николаевичем, понятия не имели, что он привлекает к работе над проектом своего соседа. Старики никогда не созванивались – видимо, о шахматных партиях договаривались лично. И если у нас они всегда играли в гостиной или на крыше, то у Шумиловых садились в беседке у озера. Шумилов знал, что его прослушивают. А вот то, что два профессора могут ходить друг к другу в гости через дыру в заборе – никому и в голову не приходило. Так что если за домом Шумиловых велось наружное наблюдение, а это, скорее всего, так и было, то в поле зрения следящих не попадали походы через забор.
– Наверное, ты прав. Но что могли искать в доме Сони через столько лет?!
– Не знаю, мам. Зачем-то унесли наш альбом. – Влад фыркнул. – Просто поверить не могу, что все эти тайны вдруг всплыли через столько лет!
– Подожди… Какой альбом?
– Мам, наш альбом, датированный годом, когда пропала Лиза. Я постоянно чувствовал, что забыл нечто важное, мне сон снился – как Анжелка и Лиза уходят в сторону реки, и я знаю, что Лиза не вернется… и вспоминал нечто важное, а потом забывал. Мне все эти годы снилось это, и тут Соня. Я решил просмотреть фотографии, взял альбом и принес к Соне, потому что некоторые кадры не мог воспроизвести в памяти. Смотрю на фотографию – да, вот я, вот люди, которых я знаю, но я напрочь не помню, когда и при каких обстоятельствах это было снято. А Соня вспомнила. Потом мы оставили альбом в беседке, и Соня, уходя на бал, занесла его в дом. Вот этот-то альбом и пропал.
– И когда вы это выяснили?
– Да еще в ту ночь, мам. – Влад недовольно поморщился – выболтал то, что не собирался. – Альбом забрали, а конверт с негативами не нашли, он выпал из него, а Соня, поленившись спрятать его назад, оставила его за рамой зеркала в гостиной. Я отдал все негативы, чтобы напечатали фотографии, так что альбом мы восстановим, мам.
– Почему вы не сказали полиции?!
– Сначала не думали, что это важно. Да и альбома-то не было уже, что говорить… а теперь скажем и фотографии отдадим, за этим и едем. – Влад направился к двери, потому что Соня уже ждала его. – Я не знаю, что там было такого, из-за чего пришлось вламываться в Сонин дом. Ну, может, полиция что-то выяснит. Ладно, мам, я пойду.
– Так вы на твоей машине едете?
– Да, она просторная, а Соня хотела кое-что купить для дома.
Влад вышел, Елена Станиславовна снова склонилась над записями отца. Должно было остаться хоть что-то. Какой-то намек, любое свидетельство того, что Станислав Сергеевич Оржеховский принимал участие в работе профессора Шумилова. Вот карточки пациенток – отец наблюдал беременность практически всех обитательниц Научного городка, и карточки сохранились. Вот история беременности Натальи Шумиловой.