Вебсик. Испытательный срок

Грум-Гржимайло Юрий Владимирович

Без приключений дошли до разрушенного участка стены, через который был проход во внутренний двор замка. Его чёрные, словно обожжённые камни, местами оживляли зелёные и сероватые мхи, да следы птичьего помёта. Обломки камня были всюду, то и дело кто-то из нас спотыкался. До стены башни оставалось метра три, как Пусь остановился и наотрез отказался идти дальше. Я предостерегающе поднял руку. Ошейник Джеки опасности не показывал. Но я верил Пусе. Юля подала мне два обруча, вот будут ли они тут работать, интересно?.. Нет, обручи не сработали.

— Я

предлагаю вернуться и обсудить на полянке, — сказал я.

Пусь одобрительно замотал хвостиком.

Когда мы покидали внутренний двор замка, я бросил взгляд назад. Солнце так осветило выщербленную ветрами, зноем, дождями и временем стену, что на ней мне показался оскал ехидной улыбки…

«Нехорошее место», — прозвучал у меня в голове мыслеобраз от Пуся, когда мы добрались до полянки. — «Не стоит ходить».

«Что там?» — спросил я.

«Нехорошо», — повторил Пусь и зевнул. — «Можно уснуть».

Джека ничего сообщить нам не смогла. Володя и Юля отнеслись к реакции Пуся очень серьёзно.

— Воздействие малыми дозами может быть опасным, — сказала Юля. — Тем более, что мы не знаем его род.

— Марта говорила, что тут стазис или эффект стазиса, — ответил ей я и рассказал предание про 450-летнего владельца, придавленного мостом. — И призраки могут быть-с, — заключил я.

— В нашей вселенной стазис — это энтропия, — заметил Володя. — Разрушение бытия.

— И времени?

— Ну, тебе ж Пусь передал, что «можно уснуть». Во время сна субъективное время течёт по-другому…

«…в лице Зета и Иона, в лице избранных твоего Круга, человечество Земли просит помочь остановить разрушение времени. Помоги, Вебсик», — вспомнил я. Вслух же произнёс:

— Не зная броду, не суйся в воду…

— Вот именно, — согласился Володя.

— Но погоди, мне же рассказывала та же Марта, что и она со Славой тут были, и ребятня поселковая всё тут пролазала, да те же близнецы…

— А времена могли быть разные, — возразила Юля. — Вон иной псих временами человек-человеком, а находит на него и — нате вам…

Мою ногу поскрёб лапой Пусь. Я натянул обруч.

«Вы ужинать пойдёте, наконец?» — прозвучала его мыслеформа. И тут же от дома послышался гонг.

— Ты в детстве бывала в замке? — спросил я Владу, когда мы шли к дому.

— Бывала несколько раз с родителями, — ответила она. — Меня туда не тянуло никогда. Там просто скучно. Камни и камни. Были б разноцветные, а то чёрные кругом. Жуть. Замок чёрных камней.

— А ты вообрази его другим, — предложил я. — Весёлым, разноцветным, с развевающимися флагами и кучей воздушных шариков…

— И транспарантом: «Добро пожаловать, обед!» и мелко подпись: «Людоед», — поддержала она.

Я хмыкнул. Мы уже пришли. В столовой нас ждали Марта и два дежурных медика, как оказалось, брат с сестрой. То-то они так похожи. Оказывается, в посёлке ещё одна смена из родственников была, две сестры там. По молчаливому уговору, за столом мы о прогулке к замку не распространялись, но по глазам Марты я видел,

что «допроса» не избежать. После ужина мы с Владой поднялись к Славе, поправили пару датчиков на руке и уже собирались было уходить, как его уцелевший глаз вдруг открылся и пристально посмотрел на нас. Это длилось несколько секунд, потом глаз снова закрылся. Но я и сейчас хорошо помню этот совершенно осмысленный взгляд.

Беседа с Мартой неожиданно вышла короткой. Мы с Владой рассказали о поведении Пуся, Марта подумала и коротко ответила:

— Пусь прав. Туда идти рано.

Уточнять «почему» что-то не хотелось. Рано, так рано. До сна ещё далеко, а у нас впервые за последние дни вдруг свободное время! И куда его тут девать? До города на коптере полчаса, но никто лететь не захотел. В итоге мы с Володей отправились кидать шары в боулинге, а девушки — в свой любимый бассейн. Собаки остались с Мартой и Славой.

Рука от кидания шаров у меня уже начала ныть, когда девушки поставили все возможные рекорды и вылезли из воды. Володя рядом кидал шары чисто механически, по его лицу было видно, что думает он о другом, более важном, чем сбивание кеглей. Моё лицо, видимо, не выражало никаких мыслей и выглядело туповато, если друг-профессор не рисковал о чём-либо спрашивать. Влада сладко зевнула, намекая на логичное завершение дня.

— Ну что, разбредаемся по келиям, братия? — вопросил я, отправляя по жёлобу очередной шар. Взять следующий мне помешала Влада. Она предложила вместо него себя. Но отправить её к кеглям было выше моих сил. И она это знала.

— Доброй ночи, — пожелала всем Юля, подталкивая к выходу покорного ей профессора.

День кончился.

День четырнадцатый

Утро началось со звонка Ивина. Саша рассказал мне про итоги вчерашнего совещания «с руководством», на которое был вызван. Он, как и я, переносил их с большим трудом. Это была не наша стихия. К Сашиному удивлению, «воскрешение и переселение» секретного пациента было воспринято как само собой разумеющееся, а действия Ивина и наши — как «высоко эффективное лечение». Да убиться тапком от такого! Дёгтем тоже не забыли помазать — записали Ивину правительственное поручение распространить эффективную методику и создать на базе санатория Космофлота реабилитационный центр для пострадавших. Вся наша методика — это Вебсик, но донести это до руководства не удалось. Признавать его всепланетным достоянием пока не собирались.

— Ростислав выступал? — поинтересовался я.

— А как же! — подтвердил Саша. — Но результат хуже — ему выговор влепили.

— За что же?

— А «за проявление местничества». Звучит?

— Звучит, — согласился я. — И что он?

— Он? Ржал потом в кулуарах, что это его 1001-й выговор.

— Молодец, — восхитился я. — Респект! Но они правы — пострадавшие другие есть, и их тоже спасать надо. Ты не хочешь приехать, и побеседуем с Вебсиком?

— Надо, — согласился Саша.