Вечер потрясения
Шрифт:
– Как мы поведем в бой солдат, что скажем им? Многие будут готовы обратить против нас оружие, узнав, что мы затеяли!
– Скажите, что против короля устроили заговор, что королевские гвардейцы предали своего государя, угрожая ему смертью, – усмехнулся генерал, давно уже придумавший ответ на этот вопрос, вполне ожидаемый и осмысленный. – Мы идем, чтобы защитить короля, взяв его под свою охрану. И каждый ваш боец вплоть до последнего рядового должен думать именно так!
Воцарившееся вслед за этими словами, отдавшимися звоном в полнейшей тишине, молчание длилось недолго. Генерал Аль Шаури ждал всего лишь несколько секунд, испытующе всматриваясь цепким взглядом в лица своих офицеров, пронзая их до самого сердца, всматриваясь в самые дальние закоулки
С этой секунды десяток офицеров, наделенных властью самим королем, отмеченных его доверием, стали предателями. Все они отныне были повязаны, так что никто не смел уже отступить, даже снизойди на него озарение. Пути назад не было, оставалось только, не щадя себя, рваться к победе, ведь победителей не судят. И Мустафа Аль Шаури не был намерен выпускать удачу из рук, тем более, на другой чаше весов все более явственно возникала встреча с беспристрастным и беспощадным палачом, чего командующий бригадой желал еще меньше.
– Вперед, – отрывисто выдохнул генерал, сдержав полную превосходства ухмылку. – Выдвигаемся немедленно! Да прибудет с нами благоволение Господа!
Пошло несколько минут, и военная база "Король Фейсал" взорвалась звуками команд, дробью шагов и ревом моторов. Бригада, взметенная внезапным сигналом тревоги, сжималась в кулак, нацелившийся на юго-восток, туда, где скрывалась за гребнями барханов столица королевства, еще ничего не подозревавшая.
Бойцы в полной выкладке, с оружием, полными запасных магазинов подсумками, карабкались на бронемашины, танкисты ныряли в проемы люков, занимая свои места возле орудий. Турбины танков М1А1 "Абрамс" словно пытались пересилить рев диезных двигателей бронемашин М2А2 "Брэдли". Боевые машины, выкатываясь из ангаров, выстраивались в колонны, стальным потоком выплескивавшиеся за ворота военной базы.
– Господин генерал, – офицер, бодро подбежавший к Аль Шаури, торопливо приложил ладонь к сбитому на затылок берету. – Господин генерал, передовые подразделения уже покинули базу. Мы выступаем!
– С нами Аллах, – кивнул командующий. – Наши имена останутся в веках, овеянные славой, полковник! Не смейте сомневаться, и мы победим!
Мустафа Аль Шаури забрался в салон штабного автомобиля "Хаммер", тихо фырчавшего мощным мотором в ожидании своего самого важного пассажира, и водитель, захлопнув дверцу, обежал внедорожник, занимая свое место за "баранкой". Окрашенный в песочный цвет автомобиль плавно тронулся с места, пристраиваясь к покидавшей расположение колонне бронемашин, под прикрытием которых генерал был готов следовать к самому Эр-Рияду.
Стальная лента, извиваясь меж песчаных склонов, лязгая гусеницами, выбрасывая в небо над собой густые клубы тяжелого дыма, вырывавшегося из выхлопных труб, растягивалась по пустыне. Она была подобна змее, нацелившейся головой-копьем на ничего не подозревающую жертву, пребывавшую еще в спокойном неведении. В Эр-Рияде о происшедшем предстояло узнать спустя несколько часов, когда уже почти невозможно будет хоть что-то изменить.
Глаза щипало от сигаретного дыма, витавшего под потолком густыми клубами, и запаха пота, но генерал Эндрю Стивенс все равно упорно всматривался в электронную карту, по которой ползли, неумолимо смещаясь на восток, многочисленные цветные метки. Треугольники и квадраты, для большей ясности снабженные лаконичными подписями, ползли по территории России, приближаясь к Санкт-Петербургу, охватывая его полукольцом с запада, севера и юга, чтобы вскоре плечи дуги сомкнулись окончательно, отрезая город от окружающей территории.
– Генерал, сэр, передовые подразделения докладывают об отсутствии сопротивления, – сообщил взлохмаченный майор, глаза которого лихорадочно блестели, а на лице выступил неестественный румянец, возможно, вызванный чрезмерным количеством выпитого за минувшие
– Да, это успех, – кивнул, улыбнувшись в ответ – пожалуй, это было первое за все время операции "Доблестный удар" искренне проявление эмоций. – Мы уже почти победили, сумев в полной мере использовать фактор внезапности. Противник ошеломлен, и главное сейчас – не ослаблять натиск, пока враг окончательно не признает свое поражение. Бросить в бой все силы, атаковать непрерывно, не жалея снарядов и бомб! Это наступление должно завершиться только нашей победой!
Реляции об очередном достигнутом рубеже порой все же перемежались с донесениями о потерях. Большая часть русской авиации была сожжена на взлетных полосах, но те самолеты, которые находились в воздухе в момент начала вторжения, все же приняли бой. Горстка русских пилотов не бежала в страхе, но пыталась сдержать натиск многократно превосходящего их по силам врага, и в небе над западными границами России закипела яростная схватка.
Наступление почти не замедлилось, результат был достигнут, и оборона противника в итоге все же рухнула, но еще не менее полудюжины пилотов сбитых американских машин на чужой территории ожидали спасательные команды, и десятку летчиков предстояло отправиться обратно за океан в цинковых ящиках. Но все это было лишь булавочными уколами против удара дубиной. До победы оставалось рукой подать, и Эндрю Стивенс был готов сделать все, чтобы этот миг наступил как можно скорее.
– Сэр, – перед генералом вырос один из офицеров, неотлучно уже долгие часы находившихся здесь, в развернутом на авиабазе Рамштайн командном пункте. – Прошу прощения, сэр, вас желает видеть немецкий офицер. Он настаивает на немедленной встрече, генерал, сэр!
– Какого дьявола? Им же велели не вмешиваться!
В толпе своих помощников, метавшихся между столами, соединенными пуповинами проводов, Эндрю Стивенс немедленно обнаружил непрошеного гостя, явившегося как нельзя некстати. Полковник в форме Бундесвера, безупречно отглаженном мундире, обтягивавшем бочкообразную грудь, уверенно продвигался сквозь людскую массу, взирая на попадавшихся навстречу ему американских офицеров с явным презрением. Этот высокомерный, полный нескрываемого превосходства взгляд заставил Стивенса раздраженно поморщиться, выругавшись себе под нос.
– Генерал Стивенс? – немец, плечистый и рослый, похожий на баскетболиста высшей лиги, безучастно взглянул на координатора операции "Доблестный удар". – Господин генерал, я должен сообщить вам решение федерального канцлера, которое вы обязаны выполнить неукоснительно. Канцлер и Бундестаг требуют, чтобы все американские солдаты немедленно покинули территорию Германии. Я здесь, чтобы проследить за исполнением этого приказа.
– Что за черт? Мы проводим боевую операцию, и никуда не собираемся уходить отсюда. Мы здесь по договоренности с вашим правительством, достигнутой еще тогда, когда вас не было и на свете!
Эндрю Стивенс, набычившись, надвинулся на немецкого полковника, который оказался на полголовы выше вовсе не бывшего коротышкой "зеленого берета", выросшего из простого громилы до одного из лучших стратегов Пентагона. Они встали лицо к лицу, словно испытывая друг друга на прочность, устроив поединок взглядов. Но офицер Бундесвера был непреклонен и тверд, оставшись при своем.
– Вы начали войну, не известив об этом своих союзников, вы использовали нашу территорию в качестве плацдарма для своего наступления, – сквозь зубы процедил немец, в упор уставившись немигающим взглядом на генерала Стивенса. – Это, по меньшей мере, непорядочно. Вы подвергли опасности тех, кого прилюдно всегда называли прежде своими союзниками, сейчас ясно продемонстрировав, во что вы цените нашу верность и чувство долга. Вы без колебания сделали нас мишенями в войне, к которой никто из нас не имеет отношения. Я целиком поддерживаю решение своего правительства и намерен сделать все, чтобы вы, американцы, убрались с нашей земли.