Вечера
Шрифт:
Варенье сварено четырех видов, разлито по банкам, закрыто капроновыми крышками. Огурцы, кабачки, помидоры и баклажаны рядками стоят в прохладном темном подполье. А уже сентябрь, первые дни. Скоро пойдут дожди и будут идти, идти, идти, чуть не до Нового года, до заморозков, первого снега. Случалось, зима проходила без снега, с туманами, слякотью. Ночью вроде схватит немного мороз, днем развезет — надевай резиновые сапоги. До дождей надо успеть запастись на зиму топливом, успеть посуху перетаскать в сарай уголь, распилить, поколоть дрова и тоже сложить поленницей в сарай.
Тетя Феня брала Гриню за руку, шла в домоуправление или в какую другую контору, ведавшую углем и дровами, оставляла заявление, платила деньги. Иногда привозили скоро — через неделю, иной раз — дней через двадцать. Сваливали уголь на улице напротив дверей
— Мама, ну зачем ты это делала? — говорила вечером Леночка. — Или мы не видим, что дрова привезли. Сами бы и перетаскали. Ведь верно, Толик?
— Я бы один перетаскал, — вступал тут же Толик. — Выходного дожидался просто. В обычные дни устаешь, рук не поднять. Так и думал: выходные настанут — примусь за уголь и дрова…
«В выходные тебя черти с фонарями не сыщут», — думала, наверное, про себя тетя Феня и прекращала ненужный разговор.
Дрова: обломки досок, перекладин, толстые осиновые горбыли, отслужившие свое половицы, подгнившие у основания, упавшие от собственной тяжести столбики, некогда державшие изгородь, поломанные оконные рамы — все это тетя Феня начинала на следующее утро сортировать. То, что под силу было ей порубить топором, откладывала ближе к печи, остальное оставляла возле сарая, в надежде на помощь Толика. В привезенных обломках дерева было много гвоздей, попадались скобы, крючки, видимо, собирали такие дрова на стройке. Один раз привезли шпалы — тяжелые, пропитанные креозотом, бывшие в употреблении, со следами костылей, которыми к шпалам крепятся рельсы. Шпалы ничуть не подгнили, чувствовалось, что их недавно вывернули из земли, поставив взамен бетонные или же вообще сняв линию. Мы с Толиком, сгибаясь от тяжести, перетащили шпалы во двор, он начал было разрубать их топором на чурки, но рубить шпалы зазубренным хлябающим топором — дело тяжкое. Я спросил пилу, пила нашлась, совершенно заржавевшая, тупая пила, ей пользовались, судя по всему, еще до войны. Одной ручки у пилы не было. Я вспомнил отцовскую выучку, снял с полотна керосином ржавчину, развел и наточил пилу, поставил в гнезда новые ручки. Все это делалось не сразу, так как не было керосина, разводки, треугольного, с мелкой насечкой напильника. Нужное Толик приносил от соседей или с работы. Кое-как мы перепилили шпалы.
В запасе нарубленных дров почти никогда не было. Случалось нередко, что перед самым затопом тетя Феня начинала рубить дрова. Она не рубила, ломала. Выберет тонкую дощечку, часть рамы, положит одним концом на чурку, второй конец прижмет к земле ногой и ударит в середину топором, переламывая. Тетя Феня, с трудом вскидывая над плечом топор, рубит-ломает дрова, а Толик в трех шагах от нее на скамейке под деревом читает газету.
— Толик, — говорила, выйдя из сеней, Леночка, и показывала глазами.
— Мама, что же вы?! — вскидывался зять. — Не могли сказать, что дров нету? Я бы нарубил сразу. Всегда вот так. Давайте топор. Сколько нужно?
Как-то в дождливый день топили печку в доме. Тяга была плохая, дрова никак не хотели разгораться, дым ветром выбивало из печи в комнату. Тетя Феня попросила зятя принести сухих поленьев, а лучше — щепок. Набросив на голову куртку, Толик вышел во двор. Дождь не переставал. В сарае ни щепок, ни поленьев не оказалось. Рубить же мокрые, осклизлые доски не имело смысла. Над дверью кухни, где я жил, небольшой навес-козырек поддерживали два высоких сухих столбца. Взяв топор, Толик выбил из-под навеса один столбец, перенес в сарай, изрубил на щепье и принес в дом, к печи.
— А где же столбик? — спросила тетя Феня зятя на второй день, увидев опустившийся низко край навеса.
— А он сломался, — отвечал Толик, глядя на тещу своими чистыми и кроткими глазами блаженненького. — Подгнил и сломался. От тяжести. Навес ведь тяжелый.
Пришлось мне насаживать-расклинивать топор, долго вытачивать его бруском, снимая глубокие зазубрины, вытесывать из плахи
Это — с дровами. Но самая главная забота в осень-зиму у тети Фени — дом. Дом строил еще дед хозяйки перед самой русско-японской войной, на которой он и погиб. Прошла русско-японская, прошла другая — германская, потом революция, гражданская и Отечественная войны. А дом все стоял. Саманный дом, под черепичной крышей. Стоял и сарай, где я квартировал, построенный тоже дедом. Шестьдесят пять лет прожила тетя Феня в этом доме. Дом осел, скособочился, крыша черепичная от тяжести прогнулась седловиной, и сама черепица замшела, покрошилась за это время, сдвинулась отчасти со своих мест, провалилась кое-где, упав на потолок. Дом протекал, отмокшая штукатурка кусками шлепалась на пол. В дождливые дни с потолка капало, тогда подставляли под капель тазы, банки и ведра. С северной стороны в углу появилась трещина, всякий раз осенью хозяйка забивала ее глиной, замазывала, забеливала, но трещина год от году увеличивалась, стены отходили одна от другой. Внутри дом делился на две комнатушки, комнатенки, но никак не комнаты. В большой, где стоял диван, стол, телевизор, самодельные книжные полки, размещались молодые. В той, что поменьше, с оконцем во двор, печкой, кроватью, находилась тетя Феня с внуком.
После войны, году в сорок восьмом или девятом, из горбылей, случайных досок, глины с помощью досок и гвоздей прилепила тетя Феня к дому пристройку, разгородив ее надвое, накрыв толем. Первая со двора половина стала сенями, вторая прихожей. Матицу в пристройке тетя Феня положила одну, жидкую, матица переломилась посередине, потолок провис, угрожая рухнуть. Тогда сверху сквозь потолок пропустили в двух местах проволоку, обвязали по обе стороны пролома матицу, а там, наверху, проволоку завязали, закрутили поверх доски, положенной плашмя на крышу. Доска чудом удерживала потолок. Я всегда боялся проходить через переднюю. А тетя Феня и домашние ее спокойно садились за стол, под самым проломом, уверяя меня, что проволока достаточно крепкая, а доска широкая и толстая.
Текло в пристройке сильнее, чем в доме, хотя на дыры истлевшего толя накладывали пластами новый, заливали смолой. В августе еще, в жару, тетя Феня месила глину, обходила дом вокруг, замазывала наружные щели, замазывала щели внутри, белила, в надежде, что в эту осень будет поменьше дождей или совсем не будет. Ремонтировать дом по частям, полностью ли не имело смысла, его нужно было, ни минуты не раздумывая, давно сдвинуть бульдозером и разровнять место. Но в доме продолжали жить, не надеясь уже на какие-то изменения, не надеясь на переезд в хорошую квартиру, где не надо уже будет думать о воде, дровах…
Лет семь назад прошел слух, что дома по улице Воробьевской будут сносить как пришедшие в негодность, жильцам дадут квартиры в новом районе, а здесь построят один за другим жилые корпуса, чтобы потом с соседних улиц переселить в них людей. Все обрадовались, было много разговоров и предположений: когда начнут сносить? Куда переселят? Кому сколько дадут комнат?
В эти дни примерно ходила тетя Феня к депутату райсовета поговорить о доме: жить, мол, невозможно в нем, течет всюду, осенью-зимой холодно, сколько ни топи, крыша скоро рухнет. Депутат подтвердил тогда, что слухи относительно улицы Воробьевекой верные, есть решение — улица будет застраиваться. А тетя Феня пусть спокойно возвращается к себе, не надо расстраиваться, жаловаться, все придет своим чередом. Через полгода тетя Феня будет жить в новой благоустроенной квартире, а может, и раньше. Семья большая? Трехкомнатную получите — тут и рассуждать нечего. Три комнаты, да. Ждите. До свидания.
Прошел год, второй, еще один. Сносить дома на улице Воробьевекой никто не собирался, разговоры стихли, улица продолжала жить прежней жизнью: замазывала щели, затыкала дыры, запасалась топливом. Пошла тогда тетя Феня опять в райсовет. Депутата того уже не было, сидел другой, этот ничего не сулил, попросил оставить заявление и сказал, что заявлений таких поступает очень много, разбираются они раз в месяц. Через месяц ждите комиссию. Вас предупредят специальным извещением.
На исходе второго месяца комиссия явилась. Она осмотрела дом снаружи и внутри и пришла к выводу, что оснований для беспокойства у хозяев нет, дом вполне пригоден для жилья, следует только следить за ним хорошенько. Так и в бумагу записали. Тетя Феня приуныла совсем. Как ремонтировать дом? Чем?