Вечерние новости
Шрифт:
– Animates!.. asesinos!.. diablos! <Звери!., убийцы!., черти!.. (исп.).>.
Партридж почувствовал на плече руку Фернандеса, отстранявшую его. Пригнув к щели голову, Фернандес заговорил так же быстро, как женщина, но рассудительно и спокойно. Постепенно женский голос утратил свою пронзительность, и женщина умолкла; затем сняла цепочку и открыла дверь.
Женщине было лет шестьдесят. Когда-то она, наверное, была хороша собой, но время и тяжелая жизнь огрубили и сморщили кожу, нечесаные крашеные волосы стали пегими. Глаза под выщипанными,
Партридж быстро огляделся. Комната была маленькой, бедно обставленной – несколько деревянных стульев, диван с рваной обивкой, простой захламленный стол и примитивный книжный шкаф, сооруженный из кирпичей и досок. Как ни странно, шкаф был полон книг в твердых переплетах.
– Судя по ее словам, всего несколько часов назад здесь убили ее сожителя, – сказал Фернандес Партриджу. – Она выходила из квартиры, а вернувшись, обнаружила его мертвым; полиция забрала труп. Она решила, что мы убийцы, которые вернулись, чтобы прикончить ее. Я убедил ее, что мы – друзья. – Он снова сказал что-то женщине, и та перевела взгляд на Партриджа.
– Мы очень сожалеем о смерти вашего друга, – заверил ее Партридж. – А есть у вас предположение, кто его убил?
Женщина отрицательно покачала головой и что-то пробормотала.
– Она почти не говорит по-английски, – сказал Фернандес и перевел ей то, что сказал Партридж.
Женщина энергично закивала и исторгла поток слов, кончавшийся: “…Сендеро луминосо”.
Это подтверждало опасения Партриджа. Человек, которого они надеялись увидеть, был каким-то образом связан с “Сендеро”, но теперь до него уже не доберешься. Однако оставалось выяснить, знает ли эта женщина что-то о похищенных. Скорее всего едва ли.
Женщина снова заговорила по-испански, уже медленнее, и на этот раз Партридж понял ее.
– Переведи ей, – сказал он Фернандесу, – что мы хотели бы присесть и что я был бы ей благодарен, если бы она ответила на несколько вопросов.
Фернандес перевел просьбу Партриджа и затем ответ женщины:
– Она говорит – да, если только сможет ответить. Я сказал ей, кто вы, – кстати, ее зовут Долорес. Она также спрашивает, не хотите ли чего выпить.
– No, gracias <Нет, благодарю (исп.).>, – сказал Партридж. Долорес кивнула и направилась к шкафу, явно намереваясь налить себе. Но бутылка джина, которую она достала, была пуста. Казалось, она сейчас снова расплачется, но вместо этого она что-то пробормотала и села.
– Она говорит, что не знает, как будет жить, – перевел Фернандес. – У нее нет денег.
Партридж обратился теперь уже прямо к Долорес:
– Le dare dinero si Ud. tiene la informaciyn que estoy buscando <Я дам вам денег, если у вас есть сведения, которые я ищу (исп.).>.
Долорес и Фернандес обменялись репликами, и Фернандес сказал:
– Она говорит: задавайте ваши вопросы.
Партридж решил не доверять
– Ваш приятель, которого убили, чем он занимался?
– Он был доктор. Специальный доктор.
– Вы хотите сказать – специалист?
– Он делал так, чтобы люди засыпали.
– Анестезиолог?
Долорес покачала головой, показывая, что не понимает. Подойдя к шкафу, она вытащила потрепанный чемоданчик. Открыла его, вынула папку и принялась листать лежавшие в ней бумаги. Затем выбрала две из них и передала Партриджу. Он увидел, что это медицинские дипломы.
Первый диплом давал право Хартли-Хэролду Госсейджу, выпускнику Медицинской школы Бостонского университета, практиковать в качестве медика. Второй подтверждал, что все тот же Хартли-Хэролд Госсейдж является “профессиональным специалистом-анестезиологом”.
Несколько документов были чисто медицинского характера и не представляли интереса. Затем было письмо со штампом Массачусетсского бюро регистрации медиков. Оно было адресовано “Х. – Х. Госсейджу, доктору медицины” и начиналось так: “Настоящим извещаем, что выданное Вам разрешение практиковать медицину пожизненно аннулируется…"
Партридж положил на стол письмо. Картина прояснялась. Тот мужчина, который жил здесь и которого, судя по всему, только что убили, был, по всей вероятности, Госсейдж, американец-анестезиолог, лишенный права практиковать и каким-то образом связанный с “Сендеро луминосо”. Именно он, рассудил Партридж, помог вывезти похищенных из Соединенных Штатов, по всей вероятности, в бесчувственном состоянии, сделав им уколы или дав какие-то лекарства. Собственно, вчерашние открытия, сделанные в том доме в Хакенсаке, о чем рассказал Партриджу Дон Кстгеринг, подтверждали это. По всей вероятности, этот бывший врач – Госсейдж – усыплял похищенных. На лице Партриджа заходили желваки. Жаль, что он не смог встретиться с этим человеком, пока тот был жив… С помощью Фернандеса Партридж возобновил допрос Долорес.
– Вы сказали, что “Сендеро луминосо” убила вашего приятеля доктора. Почему вы так думаете?
– Потому что он работал на этих bastardos <мерзавцев (исп.).>. – Она помолчала и вдруг вспомнила:
– “Сендеро” дала ему другое имя – Баудельо.
– А как вы об этом узнали?
– Он мне сказал.
– А он говорил вам, что он делал для “Сендеро”?
– Кое-что говорил. – Слабая улыбка мелькнула на ее губах и исчезла. – Когда мы пили вместе.
– А вы знали про похищение? Это во всех газетах было. Долорес покачала головой:
– Я не читаю газеты. Они ведь все врут.
– А Баудельо последнее время уезжал из Лимы? Она усиленно закивала.
– Надолго уезжал. Я по нему скучала. – Помолчала и добавила:
– Он мне звонил из Америки.
– Да, мы знаем. – “Все сходится, – подумал Партридж. – Баудельо, безусловно, присутствовал при похищении”. – А когда он вернулся?