Вечерний день
Шрифт:
Пока жив, но надежды никакой, - пять минут назад сказал молодой веснушчатый врач какому-то типу в штатском, но с узнаваемо нейтральной физиономией.
Владимиру Павловичу не нужно было спрашивать, о ком идет речь, когда несли носилки, он успел заметить бледное лицо, залитое кровью, и руку с пятнами псориаза, которым страдал его приятель. Платонов отступил в толпу и зашагал прочь, но дошел только до кафе, понял, что надо посидеть, прийти в себя.
Вчера его романтическое свидание закончилось абсолютно на неромантической ноте. Пока он бегал к себе домой за ликером, пока собирался
А можно я вам дам совет, Владимир Павлович?
– осторожно спросила его соседка, наблюдая за тем, как он шел по комнате.
Мне?
– удивился Платонов.
– Ну дайте.
Попробуйте, когда на горшок идете, не садиться, а стоять.
То есть как это?
– не понял Владимир Павлович.
Его даже не смутил тот факт, что разговор идет о таком деликатном предмете, да еще с любимой женщиной.
Нет, конечно, надо присесть, согнуть ноги в коленях, просто не садиться, не переносить тяжесть тела на попу. Говорят, помогает, у меня отец так же мучился, - поспешила снять все вопросы Анастасия.
У меня - радикулит, - сварливо сказал Платонов.
При радикулите то, что я посоветовала, - сказала соседка как ни в чем не бывало, - как раз не рекомендуется. У папы было и то, и другое.
Весь пикантный аромат их встречи, когда она рыдала у него на плече, а он утешал ее, утирая слезы, куда-то испарился. Платонов посидел еще пять минут для приличия и собрался домой. Анастасия его не удерживала и только на прощание, уже в коридоре сказала:
Говорят, женщина не может быть хорошей или плохой. Она или женщина, или нет. А я хочу вам сказать, что не бывает мужчин молодых или старых. Они либо мужчины, либо нет.
И закрыла дверь.
Владимир Павлович постоял, забыв про боль, размышляя, то ли ему дали отставку, то ли, наоборот, подбодрили.
Вечером он записал в своей тетрадке: «Звонил Историк. Ничего нового не сказал, я все это знал из ветхого письма. Единственное, что достойно внимания, что Валериани были соседями Тютчевых. Что-то слишком часто, Федор Иванович, мы с вами стали встречаться на жизненном пути.»
Платонов хотел добавить про сегодняшнюю встречу с Анастасией, но потом решил, что это не дневник, а записки для памяти, и не стал.
Зато записал кое-что про звонок Плюща. Виктор позвонил уже вечером, почти в десять:
Здорово, Палыч. Мириться будем? Платонов не выдержал:
И ты мне звонишь со спокойной совестью? После того, как сдал меня этому усатому Махмуду? Ни тебе «простите», ни «извините»? Просто «Здорово, Палыч»? Ты думаешь, я съел и не подавился?
Стой, стой, дед, - Плющ почти орал.
– Ты погоди на меня полкана спускать. Он что, к тебе домой приходил?
На службу, - зло бросил Платонов.
Он действительно был в бешенстве - после такого предательства звонить как ни в чем не бывало.
Да я ведь не знаю, где ты работаешь, - опять заорал Плющ, - я вообще не имел представления, что ты где-то служишь.
Владимир Павлович
Но это твой приятель, - Платонов резко сбавил тон, - здоровенный мужик с дикими глазами и усами во все стороны?
Мой, - радостно заржал Плющ, чувствуя, что гроза миновала, - очень похожий портрет получился.
Тогда откуда он у меня взялся, если ты меня не сдал?
– Владимир Павлович пока не стал складывать оружия.
– Получается, что он пасет меня с твоей подачи.
Только сначала меня. Я ему ваш адрес не давал.
Ты понимаешь теперь, кого привел?
– Пар уже вышел, и Платонов злиться почти перестал, а начал соображать, как быть?
– Ты уверен, что ему от меня нужны именно консультации?
Да ни в чем я уже не уверен, - горестно вздохнул Плющ.
– Ты меня прости, Владимир Павлович, я исправлюсь.
Все эти мелкие и крупные события вчерашнего вечера крутились и мельтешили перед воспаленным взором Платонова, пока он сидел в кафе уже со второй чашкой кофе. Если бы он был психоаналитиком, то, наверное, сказал бы, что с помощью воспоминаний он пытается замести или просто скрыть свой страх.
Когда ты идешь к человеку за нужной тебе информацией, а он умирает, причем внезапно за несколько часов до твоего прихода, это, скорее всего, - случайность, шутка Бога. Но когда такое повторяется дважды - это уже закономерность. Кто-то не хочет, чтобы он, Платонов, получил некую информацию. Не хочет до того, что убивает людей, лишь бы она не попала по назначению.
Но позвольте. Почему же тогда ему все-таки принесли конверт от старухи Лериной? Бред какой-то - сначала убили человека, чтобы бумаги не достались Платонову, потом легко и изящно ему этот же конверт отдают. Или дело было не в нем? Может, он что-то пропустил в своих умозаключениях? Или действуют две силы, и одна пытается помешать, а другая, наоборот, всячески помогает? И чего они все от него хотят?
Что вообще вокруг него происходит? Кому вдруг понадобилась эта шкатулка, простоявшая столько времени у Лериных? То, что события последних дней не связаны с Анастасией, Платонов был уверен. Или ему хотелось быть уверенным, что не связаны, это для него не имело значения. Он вынес этот вариант за скобки и не хотел его обсуждать даже с собой.
Но если речь идет о шкатулке, то возникает интересный вопрос. Скорее ряд вопросов. Например, откуда известно про ларец вообще? То, что он его купил, знали два человека - Плющ и Болтун. Кто из них проболтался, а о чем тут можно проболтаться? Ну, купил старый антикварный дилер ларец - кому и чем это помешало? За неделю, даже за месяц до этого можно было прийти к старухе и купить у нее шкатулку. Или дело все-таки не в шкатулке? А в ее содержимом?
Но ведь сам Платонов узнал об этом всего несколько часов назад, а старуха Лерина тоже ничего не знала, иначе ни за что бы не отдала ларец за тысячу долларов. Но тогда получается, хозяйка не знала, а кто-то посторонний знал? Племянник мифический? Тогда почему он не забрал ларец себе, ведь, похоже, он был предназначен именно ему. «В огороде бузина, а в Киеве дядька.»