Вечерний день

Климман Михаил

Сергей встал, медленно убрал книгу в портфель. Владимир Павлович начал убирать со стола. Разговор, получалось, закончился, да и отношения тоже.

Теперь насчет твоей просьбы, - сказал «сын».
– Человек, который жил у Лериных дома и назывался их племянником, совсем даже не племянник в прямом смысле этого слова. Он их очень, очень дальний родственник и фамилия его - Скосырев. Руслан Скосырев.

От неожиданности Платонов уронил тарелку.

Глава 23

Как ты сказал?
– спросил он. Сергей озадаченно глядел на «отца».

Руслан.

А

фамилия? Фамилию повтори.

Скосырев. Что ты кричишь? Платонов не стал убирать осколки фарфора, сел на бли­жайший стул и задумался. Похоже, дело приобретало совсем иной оборот. Не обращая вни­мания на «сына», он встал, прошел в комнату, взял бумаги историка, еще раз их просмотрел.

Да, вот помещик Сергей Скосырев судился с майором Лериным за выгон, который дол­жен был достаться ему как часть приданого за дочерью Лерина. А ее, как следует из письма, звали Варварой. И ей, как мы знаем из того же письма, достался ключ от ларца. Тогда стано­вится понятным, почему примирение в пятидесятых годах произошло по «причине выпол­нения важной миссии». Внук Лерина просто помирил ключ со шкатулкой.

И сегодня, точнее вчера, Станислав Петрович Лерин, разыскав и поселив у себя Руслана Скосырева, не просто искал и нашел наследника, чтобы передать ему ларец, он, как и его прадед, соединял его с ключом.

Не сходится.

Или это не тот Скосырев, или ключ за десятилетия был утрачен, или теория неверна. Потому что, если бы у Руслана был ключ, шкатулку бы давно открыли, а ни по пометкам на полях, но по всему образу действий Станислава Лерина ниоткуда не следует, что он знал содержимое ларца, смысл его тайны.

Платонов тяжело вздохнул - все стало ясней, но и непонятней. Что-то мелькнуло перед его глазами, и он поднял голову. Перед ним в дверях комнаты стоял «сын»:

У тебя, может, неприятности какие?
– спросил он смущенно.
– Может, я могу помочь?

«Смущенный мент, это что-то вроде „плачущего большевика" и посильнее, чем

„Фауст" Гете.» - невпопад подумал Владимир Павлович.

А что мы еще знаем про Скосырева?
– спросил он.

Скосырев Руслан Андреевич, - Сергей с готовностью достал блокнот, - тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года рождения. Семья живет в городе Екатеринбурге, где родился и сам Руслан. Последние пять лет проживал в Москве у своих дальних родствен­ников Лериных. Весной этого года поступил на первый курс факультета компьютерного дизайна Московского института маркетинга. В момент взрыва бытового газа в квартире Лериных находился в компании многочисленных однокурсников в ночном клубе «Трали- вали». По сообщению соседей поссорился с Лериными в конце весны или начале лета этого года и больше у них ни разу не показывался. Хотя тут показания не сходятся, одна соседка пояснила, что видела как-то раз Руслана в середине лета в их подъезде, - Сергей поднял глаза от блокнота.
– Но на кладбище не пришел, пащенок. Прожил пять лет у людей и даже проститься не захотел.

И где он сейчас?
– спросил Платонов и на недоуменный взгляд «сына» добавил: - Живет где?

В общежитии того же института, - Сергей заглянул в блокнот и назвал адрес на окра­ине Москвы.

Надо ехать, - грустно сказал Владимир Павлович.

Может быть, ты мне скажешь все-таки, что с тобой происходит?

Платонов поднял голову и долго

рассматривал «сына». Он привык полагаться на свою интуицию и потому решился:

Только в обмен.

Не понял, - искренне не понял Сергей.

Меняю свою историю на твою. Расскажи мне, пожалуйста, кто ты такой, - Владимир Павлович посмотрел в потолок, - и не пытайся мне пудрить мозги баснями про сына, я точно знаю, что это не так.

Пауза тянулась больше минуты.

В общем, - решился наконец Сергей, - если бы вы, - он опять перешел на «вы», - когда я предложил, посмотрели мои документы, вы бы увидели, что я Сергей Геннадьевич. На ваш вопрос я приготовил ответ, что мама потом вышла замуж, и меня усыновил отчим, чью фамилию и отчество я теперь и ношу. Но это отчество соответствует истине, а фамилия у меня мамина.

Ты сын Генки Поздняка?
– догадался Платонов.
– Как же я сразу не догадался? Только он знал эту историю в таких подробностях, чтобы можно было пудрить мне мозги. Но он же дембельнулся и уехал куда-то к себе в Сибирь раньше меня.

А потом вернулся. Дома у него что-то не сложилось, а мама была беременна мной. Он ведь перед отъездом пришел к ней, в отличии от вас. И оставил адрес, нет, вру, взял мамин. И написал ей, а она ему в свою очередь ответила - про беременность. Ну, вот он и вернулся где- то через год, а может, полтора и так всю жизнь и прожил в Северодвинске. На «Звездочке» работал мастером, потом замначальника цеха, потом автослесарем.

Помер?

В прошлом году.

Ну, Царствие ему небесное. А как вы на меня-то вышли и зачем? Я Генку не видел почти сорок лет, да и ничего не знал о нем все эти годы.

Я к этому как раз перехожу. Года два назад, не очень задолго до смерти, отец оказался здесь в Москве, в командировке. И, проходя по улице, увидел вас через окно. Вы стояли у прилавка в каком-то очень богатом магазине и держали в руках огромный золотой подсвеч­ник.

Платонов покачал головой. Золотой подсвечник он встречал один раз в жизни, был тот на одну свечу, сделан во второй половине девятнадцатого века во Франции и на золото был похож не сильно. То, что видел Поздняк в окно, было на сто процентов позолоченной бронзой.

Он даже не посмел войти в магазин, - продолжал Сергей, - а вы стояли, что-то гово­рили, и к вам почтительно прислушивались две девицы и какой-то солидный господин. Он вернулся домой и все вспоминал эту картинку, а потом как-то рассказал вашу с ним исто­рию и говорит: «Тебе бы надо было оказаться его, Платонова сыном, ты даже похож на него. Даже не тебе, с тобой все в порядке, Машке надо было бы быть его внучкой.» Он ее очень любил. Потом он умер, а потом стало понятно, что Машеньке у нас делать нечего, и мы с Лизой придумали эту историю. А как вы догадались, что я - не ваш сын?

Долго рассказывать, - отмахнулся Платонов, - да и рано тебе еще об этом знать. Короче, ты нашел меня по своим ментовским каналам и пришел.

Ты оказался очень популярным человеком у моих коллег, - они оба не заметили, как опять перешли на «ты».
– Некоторые тобой восхищаются, некоторые - ненавидят, но все тебя знают.

Такая популярность в известных кругах мало обрадовала Владимира Павловича. Что- то подобное он подозревал, догадывался, конечно, что не мог не засветиться, но чтобы до такой степени.