Вечерний круг
Шрифт:
— Откуда тебе знать? — махнула рукой Майка. — Предавал не предавал…
Но внезапно она ощутила какую-то тревогу и испытующе посмотрела на своего странного знакомого.
И на этот раз Виталий отнюдь не стремился выдать себя за такого же отпетого подонка и уголовника, каким был, допустим, тот же Гошка. У него был другой план, потруднее. И, кстати, ещё одна цель, необычайно его занимавшая.
— Откуда тебе знать? — снова повторила между тем Майка уже требовательно.
— Догадываюсь. Вижу ведь, ты не в себе. Эх, Маечка. А, кроме любви,
— Самое большое счастье даёт женщине любовь, — вздохнув, убеждённо возразила Майка и потянулась за сигаретой.
— Если она взаимная и честная, — сказал Виталий, подставляя ей огонёк зажигалки.
— Это точно, — согласилась Майка, затягиваясь. — Только где её взять, такую? С тобой, что ли? — Она махнула рукой. — С тобой, мальчишечка, не получится, вижу. Ты какой-то отгороженный, какой-то занятый.
Виталий подивился её чуткости. И в который раз уже он вывел для себя непреложный урок: с женщинами эти номера не проходят. Они иной раз не скажут, но почти всегда уловят фальшь. Об этом его предупреждал ещё Кузьмич. Тут можно жестоко обмануться. А уж если женщина решит отомстить… Да, если она решит отомстить…
— …Не знаю, — задумчиво продолжала между тем Майка, скромно сложив руки на коленях и глядя куда-то в сторону, — что ты ко мне прицепился. Может…
Но Виталий не дал ей договорить.
— Май, а вот скажи, — спросил он. — Женщины прощают предательство?
— Они всё прощают, если любят.
— А мне кажется, не всякая простит. Вот ты простишь?
— Я — нет. Я тут не женщина, я тут мужик. Ничего никому не прощу. Отучилась я прощать, вот что.
— А умела?
— Да пожалуй, что и не умела, — задумчиво усмехнулась Майка.
Появился официант, расставил тарелки с закуской и, мимолётно улыбнувшись, исчез.
— Если ты предательства не прощаешь, разговор у нас может получиться. Интересный, — серьёзно сказал Виталий.
— У нас и так интересный разговор, — снова усмехнулась Майка. — Я вот только никак не пойму, чего тебе от меня надо?
— Честно тебе сказать?
— Это бы лучше всего, если умеешь.
— А ты мне тем же ответишь?
— Ох, не обещаю, мальчишечка, — вздохнула Майка. — Не привыкла.
— Ладно. Рискну. — Виталий махнул рукой. — Так вот. Надо мне от тебя, Майя, доверия. Поняла?
— Не, — покрутила головой Майка, лениво жуя ломтик сыра. — Зачем это тебе понадобилось, интересно знать? Я, к твоему сведению, вообще ни одному человеку не доверяю. Тоже отучилась. Эх, мальчишечка! Я там была, где ты, видать, не был. Всего навидалась.
— А хорошее хоть раз видела?
— Случалось. Только тоже не верила. Доверять — наполовину проиграть.
Она рассеянно огляделась по сторонам, но Виталий уловил в её глазах какое-то скрытое напряжение. Она словно чего-то боялась или кого-то искала.
— Ты знаешь, что у вашего Бороды случилось? — неожиданно спросил Виталий.
Майка даже вздрогнула.
— Ну знаю, — насторожённо ответила она. — А ты откуда
— Сначала от Гошки.
— А-а. Тут есть и к тебе один вопросик, — как-то странно произнесла Майка.
— Давай.
— Успеется. Ты кончай. Сперва от Гошки, значит. А потом?
— Потом от Арпана.
— Это кто такой?
— Он у Бороды в доме был.
— Ой, надо же! — всплеснула руками Майка. — И ты его знаешь?
— От него ко мне кое-что перешло.
— Купил? — В глазах у Майки зажглись жадные огоньки.
— Не. Отдал. Это только для тебя цену имеет.
— Ну да? — Майка недоверчиво смотрела на Виталия.
— Только для тебя одной, — подтвердил Виталий. — Вещь эта не Бороды. Арпан в передней её подобрал. Вадик ваш выронил.
— Вадик? — ещё больше изумилась Майка.
— Ага. Бумажник…
Виталий помедлил. Его вдруг охватило сомнение, правильно ли он поступает.
— Говори же, чего там, в бумажнике, было-то, — нетерпеливо потребовала Майка и вдруг, прищурившись, спросила: — А какой из себя бумажник?
«Нет, — решил Виталий, — пока всё правильно».
— Какой из себя? — переспросил он. — А ты его узнаешь?
— Уж как-нибудь.
— Тогда и показать можно.
Виталий приоткрыл борт пиджака и из внутреннего кармана наполовину вытащил бумажник, так, чтобы виден он был только Майке.
— Ой!
Майка приложила ладонь ко рту и, как заворожённая, смотрела на бумажник.
— Он?
— Он, он… Ой, господи…
— Ну вот, — кивнул Виталий, пряча бумажник. — Видишь? Мне доверять можно. Не вру. Но дело не в бумажнике. Главное, там записка одна была.
— Чья?
— Твоя.
— Брешешь, — грубо отрезала Майка. — Не писала я ему никогда.
— Кому не писала?
— Вадику, кому же ещё!
— Это точно. Писала ты другому. И тот её отдал Вадику. В записке и о нём кое-что было сказано.
Лицо у Майки пылало, глаза сузились от еле сдерживаемой ярости. Она, как видно, догадалась, о чём говорит Виталий.
— Отдал… — прошептала она. — Отдал, гадина…
— Отдал, — подтвердил Виталий. — Предал тебя и отдал. А уж Вадик будь здоров как её против тебя использовал бы. Да вот потерял.
— Уж будь здоров, — машинально подтвердила Майка и повторила, словно не в силах была этому поверить: — Отдал… — И вдруг зло и недоверчиво посмотрела на Виталия. — А чем, мальчишечка, докажешь?
— Чем? Да просто отдам тебе эту записку. На кой она мне? А тебе может пригодиться, если ты и в самом деле никому ничего не прощаешь.
Виталий снова сунул руку во внутренний карман пиджака и, достав оттуда записку, незаметно положил её перед Майкой, и она мгновенно смахнула её себе на колени. Она сделала это так поспешно, словно кто-то мог наблюдать за ними в это время и не должен был увидеть записку. Так, по крайней мере, показалось Виталию, и он невольно насторожился. Майка между тем, пробежав глазами записку, покраснела ещё больше и нервно сунула её в сумку.