Вечерня (сборник)

Макбейн Эд

— Гамильтон был одним из этих трех? — спросил он.

— Нет, Гамильтон пришел позднее. Первых трех он кончил. Сейчас командует, но у него есть советник, парень по имени Исаак Уолкер. Он тоже убил кое-кого в Хьюстоне. Похоже, что они оба — большие скоты.

Генри пожал плечами. Из личного опыта он знал, что никто не может быть такой сволочью, как китайцы. Он размышлял над тем, пробовал ли когда-нибудь хоть Гамильтон, хоть Уолкер макать заостренную бамбуковую палочку в дерьмо и загонять ее под ногти главаря банды соперника.

Стрелять в людей — не есть признак жестокости. Жестокость — это когда получаешь наслаждение от боли и страданий других.

— Что насчет Герреры? — спросил он. Он уже устал слушать о поссе Гамильтона с его смешным названием.

— Вот потому я и рассказываю тебе о "Тринити", — сказал Юан.

— Не понял.

— Геррера тут ни при чем.

— Ты имеешь в виду посс?

— Этого я не знаю. 

— Тогда скажи, что ты знаешь, — нетерпеливо сказал Генри. 

— Я знаю, что не Геррера распространяет слух. Точно не он. Он тут ни при чем.

— Тогда кто отвечает за это? — нахмурившись, спросил Генри.

— "Тринити". — Посс Гамильтона?

— Да.

— Разносит по всем углам, что мы поймали Герреру и забрали у него пятьдесят тысяч долларов?

— Да.

— А зачем?

— Я не знаю, зачем, — сказал Юан.

— Ты уверен, что это правда?

— Абсолютно. Потому что я говорил с разными людьми, Которые в курсе событий.

— С какими людьми?

— Здесь, в китайской общине.

Генри знал, что он не имеет в виду легальных бизнесменов китайской общины. Он говорил о таких китайцах, которые занимались тем же, что и Генри. И если он утверждает, что кое-кто из этих людей...

— Кто их вводил в курс? — спросил он.

— Люди из "Тринити". И сказали, что мы украли...

— Украли полсотни. У посса. Которые вез им курьер. Геррера.

— Со сколькими людьми ты говорил?

— Примерно с шестью.

— И люди Гамильтона приходили к каждому из них?

— К каждому.

— Зачем? — снова спросил Генри.

— Я не знаю, — сказал Юан.

— Тогда выясни это, — сказал Генри, хлопнул его по плечу и повел к двери. У дверей он залез в карман, достал зажим для денег с пачкой стодолларовых купюр, извлек оттуда пять банкнот и сказал, протягивая их Юану:

— Пойди купи что-нибудь из одежды.

Оставшись один, Генри прошел в кабинет, обставленный лакированной мебелью красного дерева с медной фурнитурой, опустил перед дверью внутренние жалюзи, достал бутылку джина Танкрей и налил себе добрую порцию в бокал с кубиком льда. Он уселся в удобное кресло, обтянутое красным в тон цвету дерева, включил торшер с абажуром из красного шелка и расслабился, потягивая джин. В Китае красный — это цвет удачи.

Почему на него клевещут?

Почему говорят, что он украл то, чего он не крал? Почему?

Единственной возможной причиной, по его мнению, был груз, который придет из Майами завтра вечером.

Сто килограммов

кокаина.

За который он заплатит миллион долларов.

Наличными, конечно. В наркобизнесе как-то не принято расплачиваться банковским чеком.

Неужели посс Гамильтона положил глаз на этот груз? "Тринити", что за смешное название? Но зачем обкладывать Генри?

Допустим, что события будут развиваться по наихудшему сценарию, и ямайцы захватят груз, предназначенный для китайской группировки. Зачем же распускать слух, что Генри украл вонючие пятьдесят тысяч долларов?

И вдруг он догадался.

Ямайцы.

И китайцы.

Если бы Гамильтон планировал наложить лапу на груз, предназначенной другой ямайской группе, например, поссу "Бентон" или "Дюнкеркским Ребятам" — оба были гораздо круче, чем этот его дерьмовый "Тринити", — он бы это сделал без всяких экивоков. Раздаешь своим людям "Узи" или АК-47 и наезжаешь на этих с "Томпсонами", ямайцы против ямайцев, око за око, победитель получает все.

Но Генри был китаец. 

Его банда была китайской. 

И если ямайцы Гамильтона начнут наступать на китайские ботинки, один Будда знает, какой переполох начнется в городе. 

Все преступники у всех народов признают ответные меры.

На всех языках.

Если бы Генри действительно украл пятьдесят тысяч у посса Гамильтона, то Гамильтон имел бы полное право предпринять ответные шаги.

Пятьдесят тысяч плюс возмещение морального ущерба.

Это моральное возмещение должно было быть чертовски большим, если принять во внимание, что груз из Майами стоил миллион, да и честь у преступников стоила дорого.

Вот откуда взялось все это дерьмо, которое разносили по городу.

Гамильтон искал оправдания на будущее: Цу обокрал меня, а сейчас я потреплю его. Так вот что ты думаешь, подумал Генри, и, потянувшись к телефону, он набрал тот же самый номер в Майами, куда пятью часами раньше звонил Геррера.

* * *

Когда воскресным вечером они пришли к Анджеле Квист, было уже темно. Девушка весь день репетировала роль, и сейчас чувствовала себя опустошенной.

Ей очень хотелось бы перенести разговор на утро, так как все, о чем она мечтала сейчас, — это было поужинать, посмотреть телевизор и упасть в постель.

— Мы не отнимем много времени, — сказал Карелла. — Просто хотим проверить, действовала ли полиция в Сиэттле как положено.

Анджела тяжело вздохнула.

— Честное слово, — сказал Мейер, — всего несколько вопросов.

Она снова вздохнула. Ее волосы медового цвета были растрепаны, сапфировые глаза казались тусклыми. Она сидела на кушетке под репродукцией Пикассо. Детективы остались стоять. В квартире было достаточно холодно для того, чтобы не снимать пальто.

— Джойс когда-либо говорила вам о женщине по имени Салли Антуан? — спросил Карелла.