Вечером во ржи: 60 лет спустя
Шрифт:
8
Когда-то он был мною создан; отлит из моей крови.
В определенном смысле он мой сын; ну, во всяком случае, моя собственность. Но я не буду горевать, когда его не станет. Долгие годы он был мне обузой, если не сказать – булыжником, привязанным к ноге. Куда бы меня ни бросала жизнь, каждый шаг давался мне с трудом, а добравшись в конце концов до пункта назначения, я обнаруживал его у себя под боком. Мне это давно осточертело; нет, ни одной слезинки не пророню. Действовать надо быстро
Смотрю – сидит в кафе у автовокзала и ждет, когда я свистну. Но я должен проявлять осмотрительность, контролировать каждый свой шаг. Мне нельзя попадаться на удочку своего любопытства – позволять ему в очередной раз свернуть за угол, чтобы посмотреть, что мы там найдем. В первый раз это была игра, теперь – нет. Действовать надо быстро и решительно. Пока не высохли чернила, расслабляться нельзя.
Было дело – я продал душу дьяволу, а взамен получил курицу, что несет золотые яйца. И с той поры расплачиваюсь. Мне потребовался не один год, чтобы найти выход. Лукавый не отдает назад то, что забрал, и договориться с этим бородатым козлом нет никакой возможности. Единственное, что можно сделать, – это застать его врасплох. Надрать дьявола, когда он этого не ждет; кажется, я придумал, как это сделать. Кажется, я придумал, как надрать дьявола, и намерен сделать то, чего не сделал много лет назад.
Сижу в кафе у автовокзала. Приехал автобусом пару часов назад, а теперь вот сижу в кафе и смотрю, как дождь на волнах ветра летит по улицам Нью-Йорка. Чувствую, что нужно составить план действий, но не знаю, с чего начать.
Наверное, стоит написать сыну – сообщить, что я оттуда сдернул, но загвоздка в том – стыдно, конечно, признаваться, – что мы с ним на самом-то деле никогда не были близки. Не знаю: то ли потому, что я всегда по какой-то странности отгораживался от мира и от всего, что в нем есть, то ли потому, что мы с ним просто разные люди.
Я толком не сумел помочь ему найти свой жизненный путь. Будь у меня возможность начать жизнь сначала, я бы это, конечно, исправил. Впрочем, он и без моей помощи неплохо поднялся. Как ни странно, он взрослее меня. И все же не могу представить, что он вдруг получит такое письмо от отца.
Дорогой сын, я без всякой причины сбежал. Меня не выгнали; я просто взял и уехал, потому что мне так захотелось. Что буду делать дальше – не знаю, но это не имеет значения. Будь что будет.
Папа
Все как на духу. Действительно, это не имеет значения. Короче говоря, стоило бы, конечно, написать сыну, но я знаю, что этого не сделаю.
К окну с наружной стороны прилип опавший листок. Сижу, потягиваю кофе, разглядываю этот листок и одиноких скитальцев под дождем. Таким способом чашку кофе можно растянуть
Сдается мне, пока никто не догадывается, куда меня занесло. Скорее всего, меня даже не хватились. Завтра, может, и хватятся, или сегодня к ночи, но не раньше. Сейчас меня как бы нет вовсе. У меня такое ощущение, будто я голый, потому что все мое имущество – это куртка, брошенная на соседний стул. Я и раньше никакой особой собственностью не владел, но сейчас это все, что есть. Жалею, что не взял с собой хотя бы самое необходимое: смену белья, зубную щетку и так далее, но, думаю, обойдусь и так.
Я еще точно не решил, чем займусь. Возможно, разыщу старых знакомых, а дальше – по обстановке. Если долго сидеть и думать, что-нибудь да придет в голову. А пока разглядываю прилипший к окну листок и потягиваю кофе.
Со временем дождь утихает; выхожу на улицу. Выбираю направление – и пилю в ту сторону; не все ли равно, куда идти. Самое главное – я опять вернулся в Нью-Йорк и опять все стало возможным. Думаю, надо плыть по течению, и в свой срок что-нибудь мне подвернется. Наверное, так и надо – просто положиться на судьбу. Вот как сейчас: я – клочок бумаги, который подхвачен ветром, и мне это в кайф.
Знаю, что двигаюсь в западном направлении, но на указатели даже не смотрю, чтобы ничем себя не связывать. С интересом разглядываю все, что попадается на пути, но не припоминаю, чтобы я раньше бывал в этом районе, хотя точно знаю, что бывал. Прохожу мимо лавчонок, где торгуют всякой мелочью, и вспоминаю то время, когда все большое однозначно считалось хорошим. А сегодня над всем довлеет время: выгадать минуту здесь, минуту там. Время уменьшает все предметы, кроме домов; кто знает, может, лет этак через десять зайдешь в телефонную будку и снимешь с рычага не эту махину, а нормальную телефонную трубку.
Останавливаюсь у перехода, жду, когда загорится зеленый. Дождался – и пристраиваюсь следом за какой-то парочкой. Гляжу только вперед, даже не удосужился посмотреть налево, ступив на мостовую. Потому ничего и не замечаю. Даже не слышу.
А грузовик просто гигантский. Такие можно увидеть на стройках; налетел бесшумно, как ядовитый змей. Я только почувствовал, что земля под ногами дрожит, а когда поднял глаза, все слилось в одно зеленое пятно; в сантиметре от моего плеча пронесся. Меня чуть не унесло за ним потоками воздуха; как на ногах удержался, сам не знаю. Закрутило меня на месте, как волчок, а грузовик уносится дальше, все так же бесшумно.
Сигнал светофора вот-вот опять сменится, и я торопливо оборачиваюсь по сторонам, прежде чем сделать вторую попытку. Рука трясется, держусь за фонарный столб, чтобы не упасть. Мое старое сердце стучит тяжело и учащенно; ищу, где бы присесть, чтобы отдышаться. В нескольких шагах вижу калитку; захожу. Это какой-то частный скверик; опускаюсь на скамью под бугенвиллеей – куст, наверное, роскошный, но сейчас он для меня серый. Я ведь был на волосок от гибели. Буквально на волосок. Еще чуть-чуть – и осталось бы от меня рагу по-китайски.