Вечная любовь (Бессмертие любви)

Кросс Чарлин

— Вы, кажется, несколько оробели?

—Я?

— Да. Вы ведь пришли сюда для того, чтобы выговориться. А теперь стоите и молчите, боитесь слово вымолвить. Так что одно из двух: или вы будете говорить, или вам следует уйти. Так что же вы выбираете?

Она расправила плечи, глаза ее сверкнули.

— Должна вам сказать, вы чудовищно грубы. Впрочем, вы нормандец, и потому грубость вполне в вашем духе. Но давайте обойдемся без грубости. Случившееся прошлой ночью было моей виной. Однако если вы по-прежнему грезите о том, что в один прекрасный день я приду и попрошу вашей милости, то вы ошибаетесь,

потому что ничего подобного не случится. Так что если у вас и имеются такие фантазии насчет нас, их лучше просто выбросить из головы. — Она презрительно окинула его взглядом. — Вот. Именно это я и хотела сказать.

Поза Аланы была до такой степени исполнена добродетели, голос так звенел раздражением, что Пэкстон не удивился бы, если для большего эффекта она еще и ногой притопнула бы.

Он откашлялся и прищурил глаза. Да кого, черт возьми, она тут намерена одурачить?!

Пэкстон изобразил на лице улыбку.

— Что ж, миледи, у вас получилась превосходная речь, — сказал он. — Она была бы и вовсе правдоподобной, если бы не одна небольшая подробность.

Алана даже дышать перестала. — Мой поцелуй. Помните его? Алана открыла было рот, чтобы возразить, но он жестом приказал ей помолчать.

— И не пытайтесь ничего отрицать. Уже то, что вы пришли сюда, красноречиво свидетельствует о том, что вы этот поцелуй очень хорошо помните.

Впрочем, если уж на то пошло, не мог позабыть поцелуй и сам Пэкстон. Добавив в голос стали, он продолжал:

— То, что произошло между нами, было явной ошибкой. Это я признаю. Однако считаю необходимым заметить, что этого бы не произошло, если бы вы не перебили меня на полуслове. Но вместо того чтобы дать мне закончить мысль, вы перебили меня, и моя фраза приобрела совершенно иной смысл.

— Я перебила вас?! — явно недоумевая, переспросила она. — Зачем вы пытаетесь запутать меня?!

Было вполне очевидно, что Алана не догадывается, куда он клонит.

— Знать вас — помните, я полагаю, эти слова? — Пэкстон, не дав ей и рта раскрыть, энергично продолжил: — Вы говорите, что я груб, вы связываете это с тем, что я нормандец. В ответ могу лишь сказать, что вы грубы больше, чем я. А то, что произошло, миледи, никак не связано с тем, что вы уэльсская женщина. Тогда, во время нашего разговора, если бы у вас достало учтивости выслушать меня до конца, вы бы поняли, что я беспокоился также и за вас, потому что мне были очевидны ваши переживания. Так нет же! Вы втемяшили себе в голову эту странную мысль, что я, дескать, интересуюсь вами лишь постольку, поскольку рассчитываю затащить вас в постель.

— Да вы и сами это признали, — торопливо перебила его Алана.

— Не отрицаю. С той, однако, оговоркой, что вызываемое вами страстное желание ничуть не больше того, что я испытывал прежде к сотням других женщин, которые теперь сделались для меня лишь воспоминаниями.

«Все это ложь, конечно», — подумал Пэкстон, но эта ложь помогала ему несколько загасить адово пламя; скорее Северное море вышло бы из берегов, чем он вслух решился бы сказать правду.

— И только лишь в вашем крошечном воспаленном мозгу могла родиться такая вздорная мысль, что я, дескать, хочу познать вас в интимном смысле этого слова, — рявкнул Пэкстон. — И вообще, я специально все так сказал, чтобы вы подумали, будто ваши догадки верны.

«И опять ложь», — молча признал Пэкстон. Он и сам не мог

бы сейчас объяснить, почему все происходит именно так, однако его тяга к Алане значительно превосходила желание, которое Пэкстон когда-либо испытывал по отношению к другим женщинам. И это сердило его. Особенно при мысли о том, что эта женщина вполне могла быть убийцей его друга.

— Так вот, миледи, если кого-то и винить в том, что случилось прошлой ночью, — так исключительно вас. Но можете быть совершенно уверены, что подо бное никогда не повторится, если вы словом или жестом не дадите понять, что хотели бы повторения. А поэтому я советую вам вернуться в залу, так как если вы еще какое-то время пробудете здесь, то я расценю это как приглашение облегчить мою плотскую страсть.

Подобрав юбки, Алана повернулась и побежала прочь. Пэкстон окликнул ее. Она резко повернулась.

— И я хочу, чтоб вы знали, если вас, конечно, это волнует. Я не желаю вас наказывать и на вашем примере демонстрировать, что произойдет с нарушителем моих распоряжений. Так что молитесь, Алана, чтобы Олдвин вовремя успел переправиться через реку и предупредить ваших родственников, дабы не началась новая бойня. Потому что если Грэхам и его напарники не возвратятся сюда целы и невредимы, у меня не будет выбора и мне придется выполнить свое обещание. А теперь ступайте. — Пэкстон стоял и смотрел, как Алана, повернувшись, поспешила вверх по склону и вошла в калитку.

Как только калитка закрылась, Пэкстон опять оперся о ствол дуба. Он стоял и смотрел вдаль, на реку. В голове его, вытеснив все прочие мысли, вертелась мысль о наказании Аланы.

А ведь Пэкстон заметил, как расширились от удивления ее темные глаза, стоило ему упомянуть Олдвина и прочих ее родственников. Наверное, Алана держала его за круглого дурака, если полагала, будто Пэкстон не в состоянии разгадать тот нехитрый план, что придумали она и Олдвин.

Да уж, хорошая игра — выпекать «блинчики».

Он ведь чуть было не поверил, и только неожиданное исчезновение Олдвина открыло Пэкстону глаза. Он посчитал лишним бежать следом за парнем, и причиной послужило то, что сообщение, передаваемое Аланой через Олдвина Рису, должно было способствовать благополучному возвращению Грэхама и двух других рыцарей от вала Оффы. Впрочем, эта информация призвана была защитить и саму Алану.

И Пэкстон не мог сказать наверняка, что именно для него было важнее: безопасность рыцарей или Аланы. Будучи неравнодушным к ней, как и не желая зла ее родственникам, Пэкстон молил Бога, чтобы этот самый Рис воздержался от пролития нормандской крови и предпочел бы подумать о безопасности и благополучии Аланы.

Пэкстон тяжело вздохнул, думы его сейчас были более мрачными, чем когда-либо.

Шел третий день с отъезда экспедиции, как раз тот день, когда Пэкстон приказал Грэхаму и его людям возвратиться в замок. Можно было ожидать появления всадников у ворот незадолго до наступления темноты.

Но поскольку Пэкстон не исключал и наименее благоприятный исход, то решил подождать до вечера четвертого дня. Ведь в пути чего только не бывает: и конь может захромать, и всадник упасть из седла и получить увечье, да и вообще отряд мог сбиться с пути и заблудиться. Если к тому времени Грзхам и его напарники не возвратятся, у Пэкстопа не останется выбора, ему нужно будет что-то предпринимать в отношении Аланы.