Вечная принцесса
Шрифт:
— Возможно, дело в том, что когда-то моя бабка по матери считалась самой одиозной женщиной в Англии.
— А где она сейчас?
Он пожал плечами:
— Некоторое время была при дворе. В молодости признания была красавица, кстати, та еще интриганка. Миледи матушка короля обвинила ее в плетении заговоров против отца, и отец предпочел ей поверить.
— Но ведь ее не убили? Не казнили?
— Нет. Просто отправили в монастырь, и при дворе она больше не бывает.
Каталина была ошеломлена:
— Одна твоя бабка заточила другую,
Артур мрачно кивнул:
— Именно так. И пусть это будет тебе уроком, любовь моя. Миледи матушка короля не потерпит при дворе никого, кто вздумает покуситься на ее власть. Смотри не переходи ей дорогу!
— Да ни за что! Я боюсь ее до смерти!
— Я тоже! — расхохотался он. — И предупреждаю тебя, она не остановится ни перед чем, чтобы укрепить власть своего сына и своей семьи. Перед этим все меркнет. Она считается только с сыном. Не любит ни меня, ни своих мужей, никого — только его одного.
— Тебя не любит?!
Он покачал головой.
— Она и его-то не любит, в том смысле, какой в это слово вкладываешь ты. Он — это тот мальчик, который, по ее мнению, был рожден стать королем. Почти в младенчестве она отослала его от себя, ради его безопасности. Проследила, чтобы он не умер в детстве. Позаботилась, чтобы возмужал и потребовал себе трон. Она может любить только короля. Ну, хватит об этом. Ты должна спеть мне свою песню.
— Которую?
— А есть еще одна про падение Гранады?
— Да их десятки, я думаю.
— Спой какую-нибудь, — скомандовал он.
Подсунул себе под спину еще пару подушек, а Каталина встала перед ним на колени, тряхнула головой, откидывая назад массу рыжих волос, и тихо, сладко запела:
Плач стоял над Гранадой, когда солнце садилось. Кто-то взывал к Троице, кто-то Аллаху молился, Тут раскрывали Коран, там обнимали крест, Церковный колокол и маврский горн звучали окрест. Те Deum Laudamus! — лилась песнь над Альгамой, Оземь летели полумесяцы с минаретов Альгамбры, Возносили гербы Арагона, прославляли Кастильи мощь… Один король — победитель, другой, плача, уходит прочь.Артур долго молчал. Она улеглась рядом с ним, уставилась в вышитый балдахин над кроватью.
— Так всегда и бывает, верно? — заметил он. — Восхождение одного означает падение другого. Я буду королем, но только после того, как умрет мой отец. И с моей смертью взойдет на престол мой сын.
— Как мы его назовем? Артур? Или в честь твоего отца Генрихом?
— Артур — хорошее имя, — сказал он. — Отличное имя для новой королевской династии. Артур правил в Камелоте, я буду править в Англии. Зачем нам еще один Генрих? Довольно моего брата. Давай назовем его Артур, а его старшая сестра
— Мария? А я хотела назвать ее Изабеллой, как мою мать.
— Следующую назовем Изабеллой. Но наш первенец будет Мария.
— Первым будет Артур!
Он потряс головой:
— Сначала Мария, чтобы мы освоились с девочкой.
— Что значит «освоились»?
— Ну, все это. — Он повел рукой. — Крещение, роды, кормилица, колыбельки… Вся эта суета. Моя бабка написала целую книгу про то, как и что полагается делать. Ужасно сложно. И если сначала появится Мария, мы поймем, как лучше устроить хорошую детскую, и, когда в следующий заход ты родишь сына и наследника, уложим его в уже готовую колыбельку.
Привстав на локоть, она повернулась к нему в шутливом негодовании:
— А, так ты намерен учиться быть отцом на моей дочери!
— Ну, ты же не хочешь, ничего еще не умея, начать сразу с сына! Он будет роза из роз Англии. Ты будешь с великим почтением обращаться с моим бутончиком, моим цветочком…
— Ну, тогда она будет Изабелла. Раз она будет первая!
— Мария, в честь Царицы Небесной.
— Изабелла, в честь королевы Испанской.
— Мария, в благодарность за то, что ты дана мне. Дар небес.
Каталина приникла к нему.
— Изабелла, — сказала она прямо ему в поцелуй.
— Мария, — шепнул он прямо ей в ухо. — И давай-ка сейчас ее сделаем.
Рассвет. Я уже не сплю. Мало-помалу распеваются птицы. Сквозь оконную решетку виден клочок голубого неба. Может, выдастся теплый денек. Может, наконец, пришло лето.
Рядом со мной ровно дышит во сне Артур. Мое сердце полнится любовью к нему. Ласково касаюсь его кудрей. Любопытно, любила ли когда-нибудь женщина мужчину так, как его люблю я. Вторую руку я кладу себе на живот. Что, если там уже таится дитя, принцесса Мария, роза Англии?
Слышу, как ходит прислуга в моей передней, приносит дрова разжечь камин, выметает вчерашнюю золу. Артур спит как ни в чем не бывало. Я нежно касаюсь его плеча.
— Вставай, соня! Слуги уже пришли, тебе пора!
Плечо у него холодное, влажное.
— Любовь моя, ты здоров?
Открывает глаза, улыбается:
— Что, неужели утро? Что-то я так устал, что проспал бы еще целый день…
— Вставай-вставай!
— Ох, что ж ты не разбудила меня раньше! Я так люблю тебя, а уже утро, и мы встретимся только вечером!
— Не мучь меня. Я тоже проспала. Мы очень поздно уснули, а теперь тебе нужно идти.
Он прижимает меня так, словно не в силах от меня оторваться, но я слышу шаги постельничего, сейчас тот принесет горячей воды. Я делаю попытку встать. Это словно сорвать с себя кожу. Внезапно до меня доходит, как горячо его тело, как сбиты простыни.
— Ты весь горишь!
— Это от желания, — улыбается он. — Придется пойти на мессу, остудиться.
Он встает с постели, набрасывает плащ на плечи. Его покачивает.