Вечная принцесса
Шрифт:
— Что, по-прежнему не любишь эль? — спросил король и сам удивился, как интимно прозвучал этот невинный вопрос. Господи, да что это в самом деле, неужто он не может спросить невестку, какой напиток она предпочитает!
— Я пью его, только когда совсем уж мучает жажда, — ответила она. — Но мне не нравится вкус, который после него остается во рту. — И подняла руку ко рту. Как зачарованный, следил король за тем, как пальчиком она легко коснулась кончика языка. Каталина сделала гримаску: — Наверно, я никогда его не полюблю.
— Что же вы пьете в Испании? — с усилием выговорил
— Воду, — сказала она. — Мавры провели в Альгамбру чистую воду с гор. И еще фруктовые соки, разумеется, летом у нас много чудесных фруктов. Еще можно делать фруктовый лед, шербеты… Да, и конечно, вино…
— Если этим летом поедешь со мной по стране, мы можем посетить те места, где есть чистые родники, — предложил он и сам себе поразился. Ну не глупость — сулить ей в угощение воду! Он ведет себя как мальчишка! И все-таки упрямо продолжил: — Мы сможем охотиться, поедем в Гемпшир и еще дальше, в Нью-Форест. Помнишь те места? Где мы встретились?
— Я бы очень хотела, — любезно ответила Каталина. — Если, конечно, я еще буду здесь.
— Еще здесь? — переспросил он, совсем забыв, что она, собственно, заложница и к лету должна уехать домой. — Сомневаюсь, что мы с твоим отцом договоримся к этому сроку.
— Отчего же переговоры так затянулись? — спросила она с самым невинным видом. — Разве мы не можем прийти к какому-то соглашению… как бывает между друзьями? Раз уж случилось так, что трудно договориться о деньгах, наверняка есть какой-то иной путь?
Это было так близко к тому, о чем он думал, что король в замешательстве не смог усидеть на месте. Каталина поднялась тоже. Ее макушка, прикрытая нарядным капюшоном, доходила ему до плеча. Какая она маленькая, придется наклоняться, чтобы поцеловать, да и в постели надо быть поосторожней, подумал он и почувствовал, как загорелось лицо.
— Поди-ка сюда, — севшим голосом произнес он и повел Каталину в амбразуру окна — тут никто их не услышит. — Я много думал, как бы получше все устроить ко взаимному удовольствию, и пришел к выводу, что самое разумное для тебя — это остаться здесь. Я со своей стороны хотел бы, чтобы ты осталась.
Она не подняла на него глаз. Если бы подняла, он мог бы понять, о чем она думает. Но нет, опустив голову, она произнесла так тихо, что он едва расслышал:
— Да, конечно, если мои родители не возражают…
Он почувствовал, что попался. Невозможно продолжать, пока она стоит, наклонив голову так, что он видит только округлость щеки и загнутые, светлые ресницы, и нельзя дать ход назад, раз она прямо спросила его, нет ли другого способа разрешить конфликт между ним и ее родителями.
— Я, наверно, кажусь тебе стариком, — ринулся он напролом.
Она сверкнула на него синим взором и снова потупилась:
— Совсем нет.
— По возрасту я гожусь тебе в отцы, — сказал он, надеясь, что она возразит.
Она снова подняла на него глаза:
— Я об этом никогда не думала.
Генрих помолчал, загнанный в тупик этой тоненькой девушкой, которая то, кажется, упоительно поощряет, то вдруг делается
— А что бы тебе самой хотелось? — спросил он.
Наконец-то она подняла голову и улыбнулась ему, но улыбкой, в которой не было теплоты.
— Того же, что и вам. Более всего мне хотелось бы угождать вам, ваше величество.
Что ему нужно? Что он делает? Я думала, он предлагает мне Гарри, и почти что сказала «да», когда он спросил, не кажется ли он мне старым, как мой отец. Конечно, он старый, он старше моего отца, вот почему я никогда не думаю о нем как об отце, скорее, он годится мне в деды. Мой батюшка — красавец и дамский угодник, смелый солдат, герой. А этот король сражался только в одной битве да еще подавил несколько жалких бунтов, поднятых беднотой, недовольной его правлением. В общем, он совсем не похож на моего батюшку, и я сказала чистую правду, что не думала о нем в этом смысле.
Однако, услышав это, он взглянул на меня так, словно я сказала что-то чрезвычайно важное. А потом он спросил меня, что бы мне хотелось. Ну, не могла ж я сказать ему прямо в лицо: мол, хочу, чтобы он забыл, что я была замужем за его старшим сыном, и выдал меня замуж за младшего. Поэтому я ответила так, как полагается по этикету: что буду счастлива ему подчиняться. Уж тут-то все верно, не подкопаешься. Однако он ждал не такого ответа. И я ничуть не продвинулась к своей цели и к тому же не знаю, что ему нужно. Как повернуть разговор себе на пользу, я понятия не имею.
В Уайтхолл король Генрих возвращался возбужденным, с бьющимся сердцем. Его мучило разочарование, терзала расчетливость. Если он убедит испанских королей в необходимости этого брака, можно будет потребовать выплаты остатка ее весьма значительного приданого, освободиться от притязаний на вдовью долю Каталины, укрепить союз с Испанией, причем в тот самый момент, когда формируются новые альянсы с Шотландией и Францией, а также, с такой-то молодой женой, родить нового сына и наследника. Испанская принцесса на троне Англии, одна дочь — на шотландском престоле, другая — на французском… Таким образом, в пределах христианского мира удастся добиться мира для Англии на несколько десятков лет! У них будут общие наследники. Это гарантия безопасности. Более того, со временем сыны Англии смогут унаследовать французское, шотландское, испанское королевства… Англия проложит себе путь в благоденствие и величие.
Оставить за собой Каталину в высшей степени разумно. Впрочем, политические преимущества этого брака он обдумывал для того, чтобы не тревожить душу воспоминанием о ее нежной шее и изгибистой талии. Какая получится экономия, если не отдавать ей вдовью долю, не посылать корабль, а может, и несколько кораблей, чтобы отправить ее домой. И все равно перед глазами стояло, как она тронула пальчиком нижнюю губку, говоря, что ей не нравится вкус, который остается во рту после эля… а потом облизнулась, показав краешек языка… Тут король даже застонал вслух, так что грум, который придерживал коня, чтобы он спешился, встрепенулся и спросил: