Вечность на двоих
Шрифт:
Я знаю эту улыбку. Я уже видел ее в гаврском кафе, когда ты разбила мою кружку с пивом. Когда ты убеждала меня пойти по следу медсестры. Улыбка победителя, обращенная к будущему побежденному. Триумфальная улыбка. Я собираюсь отнять у тебя твою проклятую микстуру, а ты улыбаешься.
Адамберг внезапно вскочил и потянул за собой Данглара.
LXIV
Ничего не понимающий Данглар бежал за комиссаром, еле переставляя затекшие ноги. У дверей туалета несли вахту Вейренк и Мордан.
— Давайте,
— Но как же можно… — начал Мордан.
— Выбивайте дверь, черт возьми! Вейренк!
Вейренк и комиссар вышибли дверь кабинки с третьего удара. Козлики переходят в наступление, успел подумать Адамберг, прежде чем схватить Ариану за руку и вырвать у нее большой флакон коричневого стекла. Доктор Лагард заорала. И этот протяжный, дикий, душераздирающий вопль объяснил наконец Адамбергу, какой может быть настоящая Омега. Он видел ее в первый и в последний раз. Ариана потеряла сознание, и когда через пять минут она очнулась в камере, рафинированная и мирная Альфа уже вернулась на прежние позиции.
— Смесь была у нее в сумке, — сказал Адамберг, пристально разглядывая бутылочку. — Она набрала воду из крана, чтобы развести ее и тут же выпить.
Он поднял руку и осторожно покрутил флакон в свете лампы, изучая его густое содержимое. Мужчины смотрели на эту склянку, словно на сосуд с мирром.
— Ариана умная женщина, — сказал Адамберг. — Но с тонкой улыбкой Омеги, победной и хитрой, она справляется плохо. Она усмехнулась, когда я сказал, что она прячет смесь дома. А это значило, что флакон в другом месте. Она держала его при себе.
— Почему было не взять его у нее из сумки? — спросил Мордан. — Рискованная затея, дверь в туалет довольно прочная.
— Потому что я об этом раньше не подумал, вот и все. Я запираю флакон в сейф. Сейчас вернусь, и пойдем по домам.
Через полчаса Адамберг вошел к себе домой и заперся на два оборота. Он осторожно вынул флакон из кармана пиджака и поставил на середину стола. Потом опорожнил в раковину плоскую бутылочку рома, прополоскал ее, засунул туда воронку и медленно перелил половину смеси. Завтра коричневый флакон отправится в лабораторию, там осталось достаточно жидкости для анализов. Никто не мог разглядеть сквозь темное стекло, сколько там ее было, и никому в голову не придет, что он отлил немалую часть.
Завтра он навестит Ариану в камере и незаметно отдаст ей флакон. И доктор Лагард будет мирно влачить свое существование в тюрьме, зная, что проживет достаточно долго, чтобы продолжить свои деяния. Она проглотит эту мерзость, как только он отвернется, и заснет, словно насытившийся демон.
И почему, спросил себя Адамберг, вставая и засовывая обе бутылочки в пиджак, он так печется о том, чтобы Ариана мирно влачила свое существование? Хотя в его ушах звучит еще ее хриплый крик, исполненный безумия и жестокости. Потому что он когда-то любил, желал ее? Даже не поэтому.
Он подошел к окну и посмотрел на ночной сад. Под орешником писал старый Лусио. Адамберг выждал несколько мгновений и присоединился к нему. Почесывая
— Не спишь, hombre? — спросил он. — Ты справился со своей задачей?
— Почти.
— Трудно пришлось?
— Трудно.
— Мужчины, — вздохнул Лусио. — Женщины.
Старик отошел к живой изгороди и, вернувшись с двумя бутылочками холодного пива, открыл их зубами.
— Марии только не говори, а? — сказал он, протягивая пиво Адамбергу. — Бабы вечно с ума сходят. Это потому, что они любят доводить все до конца. А мужиков кидает из стороны в сторону, а потом они либо сварганят работу тяп-ляп, либо вообще бросят. А вот бабы, понимаешь ли, упрутся и будут делать что задумали целые дни и месяцы напролет, даже пивка не хлопнут.
— Сегодня я арестовал женщину за минуту до того, как она доделала свою работу.
— Большую?
— Гигантскую. Она приготовила дьявольское зелье и во что бы то ни стало собиралась его проглотить. А я решил, что, может, и правда ей лучше выпить его. Чтобы ее работа была более или менее завершена. Правда же?
Лусио залпом осушил бутылку и перебросил ее через стену.
— Само собой, hombre.
Старик пошел домой, а Адамберг пописал под орешником. Само собой, hombre. Не то у нее до конца жизни будет чесаться укус.
LXV
— Вот тут, Вейренк, и заканчивается наша история, — сказал Адамберг, остановившись под высоким ореховым деревом.
Через день после ареста Арианы Лагард, не дожидаясь неминуемого скандала, Адамберг почувствовал неудержимую потребность обмакнуть ноги в воды Гава. Он взял два билета до По и потащил с собой Вейренка, даже не спросив его мнения. Приехав в долину Оссо, Адамберг повел его по скалистой дороге к часовне Камалеса. Теперь они приближались к Верхнему лугу. Вейренк ошарашенно смотрел на поле вокруг, на вершины гор. Он ни разу с тех пор не возвращался сюда.
— Теперь, когда мы избавились от Тени, можно присесть в тени ореха. Но ненадолго, мы знаем, чем это чревато. Просто чтобы покончить раз и навсегда с вашим укусом. Садитесь, Вейренк.
— Там, где я лежал в тот день?
— Ну скажем.
Вейренк прошел пять метров и сел по-турецки в траве.
— Вы видите пятого парня под деревом?
— Да.
— Кто это?
— Вы.
— Да. Мне тринадцать лет. Кто я?
— Главарь банды из деревни Кальдез.
— Правильно. Что я делаю?
— Смотрите на то, что происходит, не вмешиваясь. Стоите, скрестив руки за спиной.
— Почему?
— Прячете оружие или палку, не знаю что.
— Вы видели позавчера, как Ариана вошла в мой кабинет. У нее тоже руки были за спиной. Она прятала оружие?
— При чем тут это. На нее надели наручники.
— Отличная причина, чтобы держать руки за спиной. Меня привели как козу на поводке. Потом привязали за руки к дереву — надеюсь, вы поняли, почему я не мог вмешаться.
Вейренк несколько раз провел рукой по траве.