Вечные Пилигримы Вселенной. Сердце
Шрифт:
Наконец, адмирал решается голос подать:
– Однако, если не браслет, то что мы сбили?
– Не парьтесь, адмирал. Всему свой час. Всё разузнаем. Раскопаем. И! – под белы рученьки-ручонки.
Вот. Вот он! Я же говорил вам! Вот. Смотрите!
И все смотрят, затаив дыханье на экран, где я стою на верхней палубе парома. Стою лицом к закату… в лучах его прощаюсь с днём неспешно уходящим. И все попутчики мои прощаются с неповторимым этим днём, – днём жарким, терпким, летним.
А в дали –
И на борту парома я. И на экране монитора. И под прицелом зорким смертоносной техники грозного судна.
Картинкой на экране манипулирует Зандор. Использует для этого весь богатейший арсенал слежения на спутниках Земли. А также – все надземные, надводные, подводные и прочие средства.
Словно кино снимает: в различных ракурсах паром, что примечательно на нём и подле. А главное: из разных точек Мира Зандор «ведёт огонь» по мне из объективов – по пришельцу из иного Мира – из подзабытого средневековья, может быть.
Тем временем вокруг меня всё больше собираются людей в костюмах столь же необычных.
Кто эти люди?
Они артисты. Дают концерт здесь этой ночью. И я – как бы один из них.
На глазах превращается палуба в сцену – в многоцветие декораций и ярких огней. Места на ней занимают танцоры, музыканты, певцы.
Подхожу к краю парома. Смотрю в безбрежную даль, где в тревожных огнях догорает закат.
Теперь Зандор меня снимает крупным планом: моё лицо всю площадь заняло экрана.
И зрителям всем кажется, что я на них смотрю. Их вижу.
И это так.
Я мысли их читаю. Просчитываю действия и перезагружаю их программные средства воздействия на ход событий.
Всё! Готово. И я дарю улыбку Командору и его команде. И поворачиваюсь к сцене, где начинается концерт.
Остроумно и весело шутят ведущие. Играет оркестр. На сцену выходят артисты.
Песни звучат. Мелодии, передающие характер и тепло жителей этих сказочно красивых островов, – островов Юго-восточной Азии.
Прекрасные исполнители и настроения.
И поют, и танцуют артисты не только для зрителей, но и для Мира – для Океана… для Неба… для Звёзд.
И в выступлениях этих Мир обретает единство. И оживает.
Но. Я никогда не стремился к тому, чтобы жить на сцене. Я стремился к тому, чтоб в Реальной Жизни жить как в иллюзиях тех, что Сам создаю.
А теперь стою перед сценой и восхищаюсь. Любуюсь искусством тех, кто на ней понарошку живут. Как в Мире ином. Забываются. И «живут».
И это прекрасно. И не совсем.
Ведь до чего важней в Реальной Жизни быть или не быть тем, кого «играешь» на помосте. Куда важней в Реале соответствовать тому, что создаёшь ты Сам – не кто-нибудь
Сцена – открытие. И величайшее зло, когда становится пристанищем обмана.
Но жизнь – это школа. Школа восхождения и через все виды искусства. Во имя Правды. И Высоты во всём.
Праздник. Сегодня для многих он наступил. И наступил он для Командора. И тех моряков, что по его приказу расположились подле экрана.
Но. Тут я ловлю взоры всех только на мне. С чего бы? Я не артист. Но, похоже, мнение у всех иное. Все моего выступления ждут – зрители и артисты.
Музыка умолкает. Потом – тихие аплодисменты мне.
Я должен демонстрировать своё искусство? То самое, что не для сцены, а для жизни? Что ж, сцену тогда придётся «убрать». Из подсознания, по крайней мере.
Её убираю. И зрителям своим иду навстречу – легко и вдохновенно. С той собранностью и с тем выражением лица, что обещает праздник: торжество творческого вечного начала в человеке, когда на крыльях вдохновения – взлетает Истина на высоту Реала.
И это состояние я всем передаю.
Танцую! Танец, аналогов которому в хореографии земной быть подлинно не может – законам физики в нём далеко не всё подчинено.
И вот неторопливо гаснет свет прожекторов и разноцветных ламп. И свет Луны земные формы покрывает серебром и наполняет новым содержанием и смыслом… под музыку ночного Океана, – под музыку, которая интуитивно всем понятна и близка.
И в полу-невесомости блаженной… вместе со мной танцуют все артисты. Танцуют грациозно и легко, – в самом движении самозабвенно растворяясь.
И это то, что я могу им подарить. И это то, к чему они стремятся сами.
Мои каскады фантастических прыжков: то плавных, то стремительных, взрывных – сменяются мгновеньями покоя – полным отсутствием движений. И возвращаются к ним вновь – к движениям лёгким, порывистым, страстным.
А дальше – мы танцуем все. Все вместе. Как Одно.
И вдруг – немыслимо! – со всех сторон взрываются торпеды!
Они взрываются лишь в нескольких десятках метров от парома! Взрываются! и рассыпаются цветами ярких искр, – искр, что не гаснут, а вихрями жаркими несутся ввысь.
Так неожиданно! Торжественно! Красиво!
И музыка тогда звучит иная: оркестр играет карнавальный изумительный пассаж. И в карнавальных масках веселятся люди. Под звон бокалов, шутки, розыгрыши, смех.
Иные настроения на палубе эсминца: Зандор устал командовать «огонь!» и созерцать всё то, что объяснить не может. Что ему подлинно не мило.
Он прекращает «бой», гасит экран и всем приказывает разойтись.
Затем встаёт устало с кресла… и, покачиваясь, медленно идёт в спортивный зал. Там валится на первую попавшую кушетку для массажа