Вечный комендант
Шрифт:
Что ж, можете смело возводить курки, но клянусь, господин капрал, в последний раз мы видели Олю вместе с вами - ну, помните, там, в комнате на втором этаже студенческой общаги, привязанной к стулу, от которого она - к моему счастью - все же освободилась без посторонней помощи.
По словам Ани, в больницу меня привезли без сознания, с подозрением на перелом основания черепа, но обошлось - всего лишь сотрясение, хотя и для такой травмы полторы недели стационара - не более, чем краткосрочный отпуск, именно так Аня и выразилась. Больше о больнице мне говорить не хочется, воспоминания
Что же до Оли... Не хочется, чтобы об этом узнала Аня, но, так уж и быть - я действительно часто думал о ней. Даже когда мы уже были вместе - с Аней, я имею в виду. Я и сейчас вижу, как она - Оля, конечно - умоляет шофера остановить - ну пожалуйста, всего на минутку!
– напротив "Максимума".
Как угловатый мерс высокомерно и нехотя - ну вылитый водитель!
– притормаживает у бордюра, пополнив список автомобильных пробок в радиоэфире дорожной хроники. Как взволнованная женщина на заднем сиденье не торопится опускать стекло - а зачем, прекрасно видно и так, а то, что окно затонировано, это даже лучше - избавляет от нелепых элементов конспирации: темных очков, платка, паранджи, наконец. Впрочем, была ли она в очках или в парандже, я, признаться, не разглядел, пускай Оля и вышла бы из машины, или, вконец обезумев, переступила бы порог магазина.
Не разглядел, потому что меня в магазине не было. Как, возможно, не было и Мерседеса, и он не останавливался, в нарушение всех правил, на бурлящей транспортом полосе движения.
Все что я видел - смутная картинка в моем же воображении, уж простите за качество трансляции. Другой возможности увидеть Олю не представилось. Как минимум, по двум причинам.
Во-первых, из "Максимума" меня турнули. Точнее, выкинули, причем, как я узнал потом, в тот самый день, когда мой ослабленный организм перевели из реанимации в обычную палату. Впрочем, утверждают, что всем вместе умирать не страшно, поэтому, каждый проезжая мимо "Максимума", я лишь хмыкаю, припоминая, что вместе со мной без работы остались еще двенадцать его сотрудников. Да-да, двенадцать - директора, хотя и не турнули, как меня и остальных парней, а просто вежливо попросили, и теперь исправлять плачевное положение с доходностью будет другой не дурак поговорить.
Искала ли меня в магазине Оля - кто знает? В любом случае, кроме обычных провинциальных заклинаний: Кишинев - город маленький, все друг друга знают, и прочей ерунды в этом роде, ее шансы на встречу со мной стремятся к нулю. Получив трудовую и ни с кем не попрощавшись, я навсегда покинул магазин, к Ане же переехал прямо из больницы, не оставив старухе Федотовне никакого, как пишут в интернете, информационного повода.
И, кстати, зачем, собственно, Оле искать, если она уже нашла?
Не меня, естественно.
Мужа, разумеется.
Откуда я знаю? А что, спрошу вас, известно астроному, тычущему в пустое место на ночном небе: здесь, мол, такая-то звезда? Ни в один телескоп ее не разглядеть, да и видеть звезду совершенно не обязательно: астроном ее вычислил, поэтому она - факт не менее очевидный, чем разрезающий темноту
Да-да, того самого, что пожелал нам счастья - более коварного хода и представить себе нельзя.
– Не надо, прошу тебя!
– Нет-нет, не уходи!
– Умоляю!
– Любимый, дорогой!
– Забери меня отсюда, прошу!
– Я дура, я стерва!
– Прости, умоляю!
– Клянусь, я все исправлю!
– Сделаю все, что захочешь!
– Прямо сейчас, здесь, хочешь, милый?
– Умоляю, не уходи, не оставляй меня!
– Не бросай меня в этой дыре!
– Я хочу быть с тобой, слышишь!
– Всегда!
– До самой смерти с тобой!
– Я не люблю этого сопляка, слышишь!
– Я его ненавижу!!!
Боже, как она кричала захлопнувшейся двери! Не грохнись я головой об пол, услышанного хватило бы не на пол-страницы, как сейчас, а на целый рассказ.
Еще бы не голосить: променять особняк (по слухам, не один, и не только в Молдавии) на ячейку в разваливающемся студенческом улье? Валютные счета (не в молдавских банках) на ветер в моих карманах? Каменную стену, за которой так уютно и сытно, на лю...
А была ли, кстати, любовь? И кричала бы Оля, если б любовь была? А ведь кричала, сам слышал, слов, правда, не разобрал - через кляп только бубубу и получается. Вот и решил тогда, за секунду до удара об пол, что это ее надрывное бубубуканье - страх за меня: что-то вроде крика скворчихи, на глазах которой кошка запускает лапу в кишащий птенцами скворечник.
Теперь-то я точно знаю, что за жалкие мгновения, отделившие прощальное пожелание ее мужа от моей отключки, Оля все продумала и все просчитала. И волновалась, естественно, не за меня, пусть даже я бы и вывалился в окно.
И все же, раз уж мысли о ней время от времени добавляют мне головной боли, любовь, смею полагать, была. А может - только пожалуйста, не проболтайтесь Ане - и есть. Если и не она меня, то я ее - точно любил. А может быть - кто знает?
– и люблю. В своих чувствах подчас так же легко заблудиться, как в потемках посторонней души.
Только вот чувства свои я дарю другой. Той, с которой мне хорошо - ну чем не формулировка любви?
– и блузку которой я расстегиваю дрожащими пальцами в сумерках пустого парка. Еще немного, и я, старший продавец-консультант магазина бытовой техники "Бомба", куда меня охотно взяли без конкурса и испытательного срока - ну еще бы, специалист со стажем, прекрасно знаком со спецификой, тыры-пыры - так вот, еще немного, и я, сотрудник магазина "Бомба" и в самом деле сдетонирую, как оставленный на солнцепеке динамит.
Но скорее всего, я расплавлюсь, медленно оседая к ее ногам, и лишь после того, как мы сплетемся, подпалив фитиль страсти в окружающей нас тишине, лишь после этого мы, наконец, взорвемся, и тучи испуганных ворон с криками поднимутся вверх, и вода заструиться из-под земли, заполняя собой и новой жизнью котлован рождающегося на наших глазах озера.