Вечный огонь
Шрифт:
За зимние месяцы черноморцы и азовцы перевезли на Керченский полуостров около трехсот тысяч бойцов, пятнадцать тысяч орудий и минометов, столько же лошадей, огромное количество боеприпасов, продовольствия, фуража. Весьма значительная часть всего этого прошла через новороссийские причалы.
Своим чередом отправлялись конвои в Севастополь. Помимо маршевого пополнения и всякого рода довольствия для остававшегося в осаде гарнизона главной базы, туда были доставлены несколько артиллерийских полков.
В течение зимы из Новороссийска выходили на огневые позиции в Феодосийском заливе корабли, поддерживавшие своей артиллерией левый фланг Крымского фронта. Для этого использовались и эсминцы, и крейсера, и флагман
Часто появлялся в Новороссийском порту лидер эсминцев Ташкент - тезка погибшего в Феодосии старого транспорта. Это был новейший (он вступил в строй перед самой войной) и самый быстроходный на Черном море боевой корабль. Стремительный лидер посылали то со срочными грузами в Севастополь, то для огневых налетов по береговым целям под Феодосией или Судаком.
Ташкентом командовал капитан 3 ранга Василий Николаевич Ерошенко. Он пользовался репутацией командира смелого и удачливого, в высокой степени обладающего тем чувством корабля, которое позволяет мгновенно находить верный маневр в самой сложной обстановке.
Огонь по берегу из Феодосийского залива корабли вели по ночам. Подводники из отдельного дивизиона капитана 2 ранга Петрова помогали им точно выходить на огневые позиции, выставляя буи, как делали и перед высадкой десантов. Захватившие юг холода держались долго, и если на море штормило, корабли возвращались с боевых стрельб, обросшие до самых мостиков ледяным панцирем. Никогда не думал, что так бывает и на Черном море.
Мы не могли обеспечить крупным кораблям такую спокойную стоянку, как в далеких от фронта Батуми и Поти. К порту нередко устремлялись фашистские самолеты, в иные дни зенитчики линкора и крейсеров не отходили от орудий с утра до вечера. А при нелетной погоде досаждал норд-ост. Даже когда он не достигал ураганной силы и не выгонял корабли из гавани, в воздух поднимались тучи всепроникающей цементной пыли, от которой трудно защитить вооружение и технику. Наши тыловики старались хоть в какой-то мере возместить все эти тревоги и неудобства заботливым обслуживанием принимаемых на базовое довольствие кораблей. С величайшей готовностью делали для них все, что требовалось, и новороссийские рабочие.
За месяцы, прошедшие с тех пор как впервые возникла угроза прорыва врага на Кавказ и понадобилось готовиться к защите Новороссийска на суше, наша военно-морская база и город, все новороссийцы - военные и гражданские - стали как бы единым боевым коллективом. Чувствовалось это во всем.
Приведу лишь один пример. Среди грузов, перевозимых на Керченский полуостров, большое место занимали мука и фуражное зерно. Причем по условиям разгрузки в Керчи и Камыш-Буруне требовалось отправлять их обязательно в мешках. Насыпать же муку и зерно в мешки приходилось вручную: предназначенные для этого механизмы новороссийского элеватора были разбиты еще при осенних бомбежках. Заменить технику могли лишь сотни добавочных рук, и на элеватор стали приходить ученики городских школ - целыми классами во главе с педагогами. Когда отправлялись крупные партии зерна, они работали день и ночь, в три смены. Если не хватало мешков, ребята приносили из дома свои - только бы не задержались засыпка и погрузка, только бы отплыли в срок суда!
В городском Комитете обороны обсуждались предложения рабочих различных предприятий о дополнительной, сверх заданий, помощи фронту. Вагоноремонтники и паровозное депо взялись соорудить по бронепоезду (в порту нашлась для них старая корабельная броня, и эти бронепоезда ушли на фронт с экипажами, укомплектованными в основном моряками). На цементных заводах создали новый сорт быстрозатвердевающего цемента - специально для полевых укреплений,
С помощью города расширялось судоремонтное хозяйство нашего техотдела. Использовав оборудование, вывезенное из Одессы, и эвакуированных оттуда специалистов, Шахназаров пустил в ход новый цех в штольне у цементных заводов, защищенной от любых бомбежек. Ремонтные возможности базы увеличивал оставшийся у вас плавучий док - тот, в котором перевозили паровозы. Теперь уже не только малые суда, но и значительно более крупные, получившие боевые повреждения где-то вблизи Новороссийска, могли здесь же возвращаться в строй.
Наши инженеры по праву гордились спасением базового тральщика Груз. Взрыв авиабомбы у борта едва не переломил его надвое. С трудом доведенный до порта корабль сумели поднять на слип, куда ставились раньше лишь плоскодонные баржи. Тут выяснилось, что корпус тральщика вдобавок еще и сильно изогнут взрывной волной. Неприспособленность слипа для устранения повреждений такого рода не смутила докмейстера Долгова, руководившею корпусными работами. Усилиями судоремонтной роты и собственного экипажа корабль был восстановлен.
Вступавшая в свои права весна предвещала большие бои на сухопутных фронтах.
В апреле резко усилились вражеские воздушные валеты. Таких бомбежек - по нескольку раз в сутки - не было и в ноябре, когда гитлеровцы пытались наступать на Кубань от Ростова. Как видно, противник оценил значение новороссийских заводов и порта... Потом стало ясно, что эти удары по тылам Крымского фронта входили в подготовку наступления на Керчь, начатого фашистами месяц спустя.
Летчики-истребители и зенитчики, защищавшие базу и город, сражались геройски. С отражением апрельских налетов связан подвиг сержанта морской авиации Леонида Севрюкова: он врезался в строй юнкерсов, сбил один, до последнего патрона вел огонь по остальным, а затем пошел на таран и, разрубив фашистский бомбардировщик, погиб сам (Л. И. Севрюкову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза). Стойко держались, будучи части первыми объектами вражеских атак, батареи 62-го флотского зенитно-артиллерийского полка и подразделения девушек-зенитчиц, прикрывавшие цементные заводы.
Были в апреле 1942 года такие десять дней, когда на Новороссийск упало более полутора тысяч фугасных бомб и несколько тысяч зажигалок... О последствиях бомбежек в городе мне докладывал комендант Петр Давыдович Бородянский, человек, в чьем характере твердость и решительность сочетались с добротой и огромным вниманием к людям. Никогда не забуду, как он, внешне спокойно и без лишних слов, но с невыразимой душевной болью в глазах, доложил о гибели группы врачей и медсестер, ожидавших отправки в Севастополь: фугасная бомба попала в общежитие, где он сам только накануне заботливо их разместил... В другой раз, после ночи, когда пожарники и красноармейцы отстаивали засыпанное зажигалками здание городской библиотеки, комендант, закончив доклад, достал из кармана лоскут обгоревшей ткани и, развернув ее, показал тоже обгоревший комсомольский билет.
– Младшего политрука Ивана Никитина, - пояснил он.
– Погиб вместе со своим другом Касаткиным. Выносили детей из жилого этажа над библиотекой, пока не рухнул пролет...
Это были его подчиненные, работники комендатуры.
В тот же день попал под бомбежку только что прибывший эшелон с боеприпасами - их готовились прямо из вагонов перегружать на суда. Состав загорелся, в вагонах начали взрываться снаряды. Дежурный по штабу базы послал на помощь железнодорожникам всех, кто оказался под рукой. Под руководством коменданта штаба мичмана Т. П. Кантарева (раньше он служил боцманом на эсминце) моряки расцепляли горящие вагоны, которые каждое мгновение могли взлететь на воздух, разгоняли их по свободным путям. Из бухты насосами качали воду.