Вечный огонь
Шрифт:
Предпоходные инструктажи у капитан-лейтенанта Писарева часто превращались в своеобразные семинары боевого опыта. Капитаны транспортов и командиры кораблей-конвоиров рассказывали о своих действиях в прошлом рейсе, разбирались поучительные примеры уклонения от бомб и торпед, бралось на учет и то, о чем только что донесли с моря по радио или сообщили штабы других военно-морских баз. Так вырабатывалась тактика, отвечающая конкретной обстановке, совершенствовались походные ордера и вся организация конвойной службы.
Но иногда самым трудным было вывести транспорты из Цемесской бухты: фашистские самолеты из ночи в ночь забрасывали
Мы обезвреживали их всеми способами, какие успели освоить. И все-таки случалось, что вражеская мина срабатывала вдруг там, где о ее присутствии даже никто и не подозревал. Как-то утром раздался сильный взрыв в гавани - такой, что вздрогнуло, как от подземного толчка, и здание штаба. Минуту спустя доложили: вблизи Западного мола, в том месте, где обычно стоял находившийся сейчас в море крейсер Красный Крым, подорвался катер с Красного Кавказа. Погибли помощники командира корабля и боцман...
Никто не мог поручиться, что мины, сброшенные над бухтой при очередном налете, учтены все до одной. Но и учтенных хватало - на рабочей карте командира ОВРа П. П. Давыдова порой накапливалось угрожающе много нестертых кружочков с буквой М.
Капитан 3 ранга Давыдов тщательно обводит красным карандашом участки акватории, опасные для плавания, и на карте образуется плотный барьер, отгораживающий порт от моря.
Явившись с картой ко мне, Петр Павлович докладывает:
– Разрешить выход кораблей пока не могу.
Я понимаю: это не перестраховка. Давыдов знает меру своей ответственности. Но на транспортах, которые надо сегодня отправить, - боеприпасы и маршевое пополнение для Севастополя...
Мы вместе садимся к карте и решаем, какие участки нужно во что бы то ни стало сделать проходимыми. Изломанной линией прокладывается маршрут выхода из бухты, представляющийся в данный момент наиболее надежным. Потом этот маршрут не раз проверяется рейдовыми катерами. К назначенному часу выставляются, где необходимо, вехи. Но, провожая вечером конвой, мы сознаем, что идем на риск слишком узок и извилист относительно безопасный коридор...
Очередной маршевый батальон был погружен на Украину - бывший пассажирский теплоход (в тридцатые годы на нем ходили вокруг Европы ударники первых пятилеток, премированные заграничным путешествием). Минная обстановка была сложной, но не сложнее, чем во многие другие дни. Фарватер неоднократно проверен.
Вернувшись из порта в штаб, я следил с балкона, как Украина выходит из гавани. Солнце только что село за море. Двухтрубный теплоход четко вырисовывался на фоне яркого заката. И едва он начал разворачиваться за молами, как справа от судна поднялся столб вспененной воды. Затем донесся звук взрыва...
Издали нельзя было понять, на каком расстоянии от борта он произошел. Но я видел, что транспорт не тонет и не кренится - только остановился. И еще до того как с Украины приняли первый семафор, от сердца немного отлегло.
Как потом выяснилось, капитан чуть-чуть, на какие-то секунды, запоздал начать поворот влево. Этого оказалось достаточно, чтобы сработал механизм мины, таившейся на дне справа по курсу. Взорвалась она не так уж близко, и корпус транспорта выдержал гидравлический удар. Но от встряски сдвинулись механизмы, не проворачивался гребной вал. Судну требовался серьезный ремонт.
Буксиры ввели Украину обратно в порт. Бойцы маршевых батальонов сгрудились на палубах. Не трудно представить,
Вскоре в Цемесской бухте подорвался на немецкой мине еще один вспомогательный тральщик. После каждого такого случая вновь и вновь возникал мучительный вопрос: все ли было сделано, чтобы этого избежать? Смириться с тем, что корабли гибнут или получают повреждения, надолго выводящие их из строя, невозможно и на войне.
Плавание в районах минной опасности потребовало от командиров и капитанов особых навыков. Учиться приходилось и на ошибках, промахах, необходимый опыт давался не сразу. Время, о котором идет сейчас речь, было периодом упорного его накапливания. И скоро этот опыт стал очень ощутим, позволил плавать увереннее.
На Кавказ перебазировался в середине ноября начальник штаба флота контр-адмирал Иван Дмитриевич Елисеев. В условиях, когда Севастополь, где оставались командующий и Военный совет, стал осажденной крепостью, сделалось необходимым, чтобы начальник штаба - первый заместитель командующего находился на Большой земле. Много вопросов, по которым раньше надо было докладывать в Севастополь и ждать оттуда ответа, стало быстро решаться на месте. Способствовали этому и личные качества И. Д. Елисеева, человека, любящего во всем ясность и определенность и великолепно знающего Черноморский театр.
Запасной флагманский командный пункт оборудовался под Туапсе, а на первое время Елисеев устроился у нас в Новороссийске. Командиров, привыкших к самостоятельности, иногда сковывает постоянная близость старшего начальника. Но с контр-адмиралом Елисеевым я этого не чувствовал. Вот уж кому не было свойственно ни вмешиваться без нужды в действия подчиненных, ни опекать их. В то же время я знал, что всегда могу обратиться к Ивану Дмитриевичу не только за указаниями, но и просто за советом.
Одновременно с начальником штаба прибыл на Кавказ дивизионный комиссар И. И. Азаров - один из руководителей Одесской обороны, назначенный затем вторым членом Военного совета Черноморского флота. Он стал проводить много времени в частях нашей базы, уделяя особое внимание всему, что касалось организации морских перевозок, службы конвоев.
От Ивана Дмитриевича Елисеева мы подробнее узнали о последних событиях под Севастополем, когда гитлеровцы пытались овладеть им с ходу, а строительство оборонительных рубежей далеко еще не было закончено, да и не хватало войск, чтобы их занять.
– Приморская армия где-то в горах, и неизвестно, в каком состоянии она оттуда выйдет, - рассказывал Елисеев об этих критических днях.
– В Севастополе же всего два морских полка да несколько отдельных батальонов... Верили, что не опоздает из Новороссийска бригада Вилыпанского, но надо было изыскать и поставить на рубежи перед городом еще хотя бы пять тысяч штыков. Людей для новых батальонов брали где только можно, на формирование давали буквально часы - немцы-то уже в Евпатории, в Бахчисарае!.. На штурмовку фашистских колонн бросили все наличные ястребки, зенитные батареи выдвинули против танков. Ну и, конечно, поддержали свои заслоны всей мощью береговой артиллерии, а затем и огнем кораблей. Кажется, сделали все мыслимое, и фашисты поняли: прорваться к Севастополю не так-то просто!