Вечный огонь

Холостяков Георгий Никитич

Защищать перевалы - Бабича, Кабардинский, Волчьи Ворота - и дорогу, ведущую из гор к Абрау-Дюрсо, ушло за два-три дня около тысячи бойцов. Опоздай туда эта тысяча матросов, враг мог бы прорваться к Новороссийску с ходу...

Повернуть на 180 градусов пришлось некоторые подразделения, державшие противодесантную оборону. Помню, я так и сказал командиру 142-го отдельного батальона морской пехоты, растянутого по побережью в сторону Геленджика, капитан-лейтенанту Олегу Ильичу Кузьмину:

– Отныне считайте свой левый фланг правым,

а правый - левым.

Еще оставаясь в моем подчинении, батальон был выдвинут в качестве прикрытия базы к станице Шапсугской. С 21 августа он участвовал там в боях вместе с армейцами.

Несколько дней спустя этот батальон и два других, укомплектованных азовцами и керченцами, составили новую стрелковую бригаду - будущую Краснознаменную 255-ю. Тогда она вошла в 47-ю армию как 1-я сводная морская бригада подполковника Д. В. Гордеева.

Под залпы береговых батарей и разрывы вражеских снарядов отправлялись на сухопутный фронт новые подкрепления. А в порту круглые сутки шла погрузка заводского оборудования, пшеницы, перекачивалась из хранилища в танкеры нефть, размещались на судах тысячи эвакуируемых людей. Форсируя все это, надо было заботиться, чтобы в городе твердо знали: оставлять его мы не собираемся, вывозим то, что не нужно для обороны.

24-го артиллерийский обстрел усилился. Фашисты проникли на сравнительно недалекую гору Долгую и, втащив на нее несколько орудий, открыли оттуда беспорядочный огонь, в основном по бухте. Одновременно в верховьях Цемесской долины появились группы автоматчиков.

Это были неприятные неожиданности. Но ни смятения в городе, ни перебоев в работе порта, на что, вероятно, рассчитывал враг, они не вызвали. К следующему утру отряды моряков и новороссийские партизаны очистили от автоматчиков Цемесскую долину, выбили гитлеровцев с Долгой.

В это время переходила из рук в руки в упорных боях станица Неберджаевская. Поступали сведения об успешных контратаках армейцев и морской пехоты у Шапсугской и под Нижне-Баканской. Казалось, фронт обороны начинает стабилизироваться. В оперативной сводке по НОР за 25 августа отмечалось, что противник, нигде больше не продвинувшись, прекратил атаки. Первый его натиск на новороссийском направлении был отбит. А за следующие сутки наши войска при активной поддержке береговых батарей и флотских летчиков - кое-где потеснили врага.

В ночь на 27-е Сообразительный доставил из Поти маршевое пополнение для морской пехоты. Пока выгружались несколько сот краснофлотцев, командир эсминца Сергей Степанович Ворков рассказал, что все они - добровольцы: каждый подавал рапорт, чтобы послали оборонять Новороссийск и Туапсе. И тем, кто получил добро, завидовали товарищи, которых отпустить не смогли. Так было и у нас, когда год назад такие же отважные парни рвались из тыловой еще базы сражаться за Одессу, а потом - за Севастополь.

С тех пор ушли воевать на суше тысячи черноморцев, и на большие подкрепления

из южных баз в Новороссийске не рассчитывали.

Очевидно, не мог и фронт немедленно усилить 47-ю армию. Противник же после короткой паузы, перегруппировав войска, возобновил наступление на Новороссийск. Не сумев прорваться к городу с северо-востока, со стороны Неберджаевской, он, не прекращая атак там, наносил теперь основной удар с северо-запада, через Нетухаевскую и Верхне-Баканскую. Вновь усилился артиллерийский обстрел города. 29 августа до цементного завода Октябрь начали долетать и крупнокалиберные мины.

Не имея других резервов, командование НОР решило перебросить на защиту непосредственно Новороссийска часть морских батальонов и подвижную артиллерию с Таманского полуострова (там находился и гарнизон оставленного недавно Темрюка).

Положение осложнил прорыв врага на левом фланге 47-й армии: от Гостагаевской - к Анапе. Связь с подчиненным нашей базе Анапским сектором береговой обороны прервалась. Это произошло во второй половине дня 31 августа.

С. Г. Горшков потребовал доложить, что известно об Анапе - в чьих она руках? Точных сведений об этом я не имел.

– Сходите туда морем и выясните лично, - приказал контр-адмирал.

Лично так лично. Взял с собою адъютанта Николая Калинина и пятерых краснофлотцев. Вооружились автоматами и вышли на двух торпедных катерах.

Солнце только что село, когда подошли к посту наблюдения и связи близ селения Варваровка, в нескольких километрах от Анапы. Быстро темневший берег выглядел безлюдным.

– Кроме нас, тут вроде никого не осталось, товарищ капитан первого ранга доложил вышедший навстречу старшина.
– Нас на посту четверо... Какие будут приказания?

По словам старшины, анапские батареи почти весь день вели огонь в направлении Гостагаевской. Потом на ближайшей к посту батарее была слышна ружейно-пулеметная стрельба и глухие взрывы - похоже, подрывали орудия... По приморской дороге недавно проезжали мотоциклисты, - очевидно, немецкие.

Теперь батареи молчали. Но что бы с ними ни произошло после прорыва фронта, я не допускал мысли, что мог погибнуть весь личный состав Анапского сектора береговой обороны, насчитывавшего с управлением около шестисот человек. Где же эти люди?

Приказав катерам отойти в море и держаться в этом районе, а старшине свертывать пост и ждать нас на берегу, повел свою группу к Варваровке: что-нибудь могли знать местные жители.

Не наткнувшись ни на противника, ни на своих, мы через час или полтора вышли к селению. В запертых изнутри домиках долго никто не отзывался. Оказалось, приняли за немцев... Этот участок побережья находился со вчерашнего дня в ничейной полосе.

Что касается Анапы, до которой было рукой подать, то варваровцы определенно знали - там гитлеровцы. Про наших артиллеристов говорили: Моряки после боя ушли в горы...