Вечный путь
Шрифт:
Странник стоял, глядя на север.
День прошел, и ночь промелькнула вслед за ним и новый день перевалил за полдень, и когда звездный дуэт Пальмиры сместился на запад, Килар достиг гор. По сути, это были еще не горы, а гряда невзрачных скалистых утесов высотой до тридцати метров, ободранных и разъеденных эрозией. Отвесные склоны из чередующихся пластов гнейса, известняка и песчаника, кое-как приклееные друг на друге и раскаленные, как поверхность скоростного шоссе. Гряда тянулась на запад и на восток насколько хватало глаз. Рассматривая унылый ландшафт, Килар вспомнил полузнакомый геологический термин «дресва» и другой — «клеваш». Позади виднелись
Края пустыни полого задирались к подножью скал. Сквозь тонкий слой песка и чешуек сланца проглядывали красноватые камни. По словам Линн, с противоположной стороны горы были значительно круче и удерживали дождевые облака, приносящиеся с севера. Густые туманы ползли вверх по ущельям, проливаясь теплыми ливнями. Они скрывали переплетения влажных джунглей, седые космы брызг над водопадами и черные обросшие плавуном озера, где гнездились скользкие гады.
С этой стороны почва высыхала, превращаясь в ржавую пыль. Здесь росли высокие стрежневые кактусы. Плоские глыбы сланца напоминали расслоившиеся подошвы ботинок. Они складывались в причудливые скульптуры, давая приют колучему кустарнику и жестким мясистым растениям похожим на алое. Шустрые ящерки, размером не больше таракана, грелись под обжигающими лучами Пальмиры.
«Прекрасно. Здесь мы и остановимся».
Странник заглушил транспортер перед окаменевшим стволом железного дерева. Дизель сбавил обороты, его звук смолк по плавной убывающей дуге, но Килар не спешил вылезать из кресла. В подобной технике нельзя просто повернуть ключ зажигания, как в легковушке. Он начал по очереди отключать системы, сверяясь со списком у себя в голове. Потом на всякий случай проверил все еще раз. Только через несколько минут до него дошло, что заводить машину уже не придется, а значит процедурой можно пренебречь. По горам никакой вездеход не проедет. Дальше они пойдут на своих двоих.
Он откинул люк над головой и полез наружу.
Линн научила Странника управлять транспортером. Потребовалось не больше трех часов, чтобы он запомнил все кнопки, переключатели и рукоятки, а потом научился пользоваться ими без подсказок со стороны.
Килар сразу представил себе рабочую лошадку мотопехоты — БМП-2. В армии его взвод комплектовался тремя такими машинами. Утром механики выкатывали их из ангаров, проводили техосмотр и загоняли обратно, чтобы не расходовать суточный лимит на топливо. С ГСМ в армии тогда регулярно возникали проблемы. Впрочем, к концу восьмидесятых вся страна превратилась в одну большую проблему. Транспортёр «Сталкер» был длиннее и тяжелее. Он напоминал артиллерийский тягач МТЛБ, знаменитую «мотолыгу». Тот же широко разнесенный корпус с низкой посадкой. И органы управления по большей части находились в привычных местах. Вместо приводных рычагов левой и правой гусениц, был установлен двухрожковый штурвал. Некоторые аналоговые приборы заменили сенсорными экранами. Но эти признаки прогресса не портили общего впечатления. Впервые сев в кресло водителя, Килар испытал дежавю.
На старушке Земле он когда-то носил погоны младшего лейтенанта, пусть и совсем недолго… «Рота, подъем!», утреннее построение, перловая каша на завтрак, развод караулов, летучки в прокуренном кабинете у замкомполка, банка спирта в каптерке после отбоя, пачка сигарет на троих…
— О чем ты подумал? — спросила Линн.
— Так, о своем. Не обращай внимания.
— У тебя изменилось лицо.
— Наверное Крошка Цахес потоптался на моей могиле. Почему бы нам не продолжить? На каких оборотах включаем пониженную передачу?
Они тренировались еще около сорока минут. Когда
Всю ночь до самого рассвета Килара преследовало ощущение, будто он не просто движется вперед, а убегает. Какой-то бесформенный сгусток тьмы следовал за ним с берега океана. Спина деревенела и покрывалась мурашками, когда он обораичвался и смотрел на юг. Килар вылезал из люка и подолгу вглядывался в темноту за кормой. Но там ничего не двигалось. Это навязчивое состояние выглядело безотчетным и смазанным, как воспоминания о давно умершем родственнике, но все же достаточно устойчивым, чтобы вызывать постоянную угнетающую тревогу.
Они сделали остановку на рассвете и позавтракали сублимированными армейскими пайками. Перед отбытием Килар закопал в песок два ящика с припасами и оружием, а сверху воткнул саперскую лопатку. Торчащий на полметра черенок он обвязал красной лентой из аварийного набора. Среди желтовато-серых песков алый винил горел как пламя на конце факела. Килар повторил Грей и Ламберт все, что сказал накануне, потом запустил двигатель, и они отправились дальше.
Странник регулярно принимал лекарства и предложил таблетки Линн. Она подтвердила, что эфинил — отличное средство. Как раз то, что нужно для борьбы с агрессивной инфекцией. За истекшие сутки опухоль на руке спала. Рана зарубцевалась к рассвету. Только памятка «головозадого» на каждом шагу отдавалась резью в правом бедре. Само место укуса превратилось в темный синяк, твердый на ощупь. Килар решил, что это сворачивается отравленная кровь.
Линн чувствовала себя неважно. Килар знал, что сил у нее почти не осталось. Она держалась исключительно благодаря упрямству.
Килар спрыгнул с бокового крыла вездехода и осмотрелся, защищаясь рукой от пыли. В безветрии тончайшая мучнистая взвесь поднималась в воздух, проникала в поры кожи и залетала под ресницы. Песок был повсюду. Он царапал язык, забивался в швы на одежде, от него чесались глаза.
Ствол гигантского дерева оказался полым внутри. Мягкая древесина давно рассыпалась прахом. Желтовато-зеленая змея выползла из бывшего дупла, ставшего теперь небольшой круглой пещеркой, и заскользила вниз по склону, оставляя виляющий след, словно от толстой веревки.
Душа Странника черствела и высыхала, как дряхлое железное дерево. Он постепенно сливался с этим миром, вбирая в себя его безразличие и угрюмый покой. Спокойствие мудреца, уставшего от жизни и осознавшего вечность. Мудростью Килар еще не обзавелся, но его душа уже стала душей старика, не способной на страсть и импульсивные порывы. Даже мечта о небесном граде, за воротами которого он, возможно, встретится со своей судьбой, выглядела как кусок синего льда, лежащий где-то за полярным кругом его сознания, подобно зимнему солнцу, которое светит, но не греет.
Когда-нибудь ты доберешься до самой сути.
Но в кого он превратится, познав суть вещей? Будет ли он способен к тому времени радоваться новым открытиям? Не станет ли он кем-то вроде отверженного божества — не наделенный божественной силой, но лишенный человеческих чувств и желаний, навечно отторгнутый самого себя?
Вот бы сейчас проснуться в уютной двушке в Перово! Продрать глаза и, повернувшись на другой бок, вдохнуть запах волос своей жены, услышать звонки трамваев и гул уличного движения, лай собак, крики детей в песочнице перед домом и монотонное ворчание радиоприемника на кухне. Ему захотелось вновь испытать это всеобъемлющее чувство, сотканное из повседневных забот, радостей, успехов и неудач.