Вечный шах
Шрифт:
взгляду Казаряна знал, о чем они говорили. Поведал Мише:
– Опознали. Зовут. Придется идти.
– Отнесись к этому философски, - напутствовал его Миша.
– Привет, - сказал Виктор, подходя к стариканам.
– Садись, - пригласил его Казарян.
– Постою, - отказался Виктор, давая тем самым понять, что не намерен
вступать в долгие беседы. Казарян скрытого хамства не прощал:
– Стой, если пока еще можешь.
– Я не пьян, -
– Итак: спрашивайте - отвечаем.
– Спрашивать-то вы спрашиваете, но не отвечаете. Ни за что, - вновь
врезал Казарян. Алик, прерывая пикировку, мягко перешел к делу:
– Тебе бы, Витя, Ксюшку навестить. Скучает девочка без отца.
– Нюрку видеть не хочу, - признался Виктор.
– Ксюшка у нас живет сейчас. Нюра в отъезде на три месяца. В Ташкенте
курс читает.
– Ишь как растет мать моей дочери! Раз такое дело, папа Алик, завтра,
как протрезвею, обязательно приду.
– Виктор искренне радовался - и они это
видели - возможности повидаться с дочерью. Но Казарян удержаться все-таки
не мог:
– А говоришь - не пьян.
– Я не пьян, я сильно выпимши, - уточнил Виктор, без смысла и
надобности оглядывая жующий зал. Двое хорошо одетых мужчин подходили к
дверям. Видны были только их спины. И вдруг один, поменьше ростом,
погладил себя по голове, женственно поправляя прическу. Виктор спросил у
Казаряна как бы между прочим:
– Роман Суренович, вы случайно не заметили, кто сейчас вышел из зала?
– Один - Сережа Тареев, оператор, а второго не узнал, - ответил
Казарян.
– Минуточку, - сказал Виктор.
– Минуточку.
И пошагал к выходу. Увидев это, Миша от их стола отчаянно заблажил:
– Витька, ты куда?!
Не надеясь на лифт, мчался по лестнице. На третьем этаже заглянул в
ресторанный сортир. Никого. Далее до вестибюля считал неверными ногами
ступеньки без остановок. Вестибюль был пуст. Кинулся в общий сортир.
Никого. На всякий случай спросил у гардеробщицы, бездельной по летнему
делу:
– Случаем не заметили, кто сейчас выходил?
– Сережа Тареев, а с ним знакомый кто-то, но не узнала, - скучно было
гардеробщице, желала она поговорить, но Виктор уже поднимался по лестнице.
Поднялся на пролет и вызвал лифт, который сей момент открылся - был внизу.
Видимо, эта парочка им и спустилась.
Вернулся к столику Казаряна, на этот раз присел. Посмотрел на
Суреныча по-собачьи, ласково так попросил, почти моля:
– Вы же всех
был с Сережей. Для меня это очень важно.
– Ну, не узнал, Витя, ей-богу, не узнал - виновато оправдывался
Казарян. И, действительно, виноват был, он должен знать и узнавать здесь
всех. Виктор сложил ладони палец к пальцу, зажал их меж колен и стал
рассматривать близкую скатерть. Помолчал, потом поведал скатерти:
– Господи, как этот фраер мне нужен. - Встал, отряхнулся. - Папа
Алик, завтра я у вас в гостях. Приятного аппетита.
И пошел к своему столику, не ответив на казаряновский вопрос,
заданный ему в спину:
– С чего это ты так протрезвел, Витя?
Миша на него не глядел - обиделся. Пообижался, пообижался и спросил:
– Чевой-то ты метался?
– Надо было, - невежливо ответил Виктор и, на всякий случай,
схватился за последнюю, хилую-хилую соломинку: - Ты случайно не видел, кто
с Сережкой Тареевым уходил?
– Как не видеть? Видел. С поганцем Митькой Федоровым.
– Так, - сказал Виктор.
Митька Федоров, Митька Федоров - киношный человек. Есть такое
понятие. Чаще всего киношный человек - немного сценарист документального и
научного кино, немного критик в специзданиях, автор популярных, не
претендующих на исследовательскую глубину монографий об актерах и
режиссерах, активный участник премьер, кинонедель, фестивалей. Таким был и
Митька Федоров. Кроме общих черт, Митька обладал и индивидуальными: умел
быть легким, контактным, остроумным - правда, без меры, молниеносно
сходился со знаменитостями, о которых писал, становясь
человеком-громоотводом для горестных излияний их, знаменитостей, о
несчастной, неудавшейся жизни. Одно время и у Виктора Кузьминского в
приятелях ходил.
– Так, - повторил Виктор.
– Так-то оно так, - согласился Миша.
– Но, может, выпьем?
– Выпьем, - кивнул Виктор.
– По последней. А потом я домой поеду.
Спать.
– А договаривались до упора!
– Миша опять обиделся.
С утра гуляли с Ксюшкой по остоженским переулкам, обстоятельно
беседуя на ходу о важнейших вопросах бытия. Шестилетняя дочь относилась к
отцу любовно, и в то же время покровительственно: взрослый человек этот
многого не понимал и часто не знал элементарных вещей. Погуляли всласть.