Вечный слушатель
Шрифт:
Одна только гибель кругом.
О, чьи не захлопнутся двери
Пред нами в полуночной мгле?
Мы - самые робкие звери,
Что мчатся по спящей земле.
Не станем просить о ночлеге,
Осознана жизнь как запрет.
Мы живы лишь в вечном побеге.
Взгляните нам разве что вслед.
ОТПРАВЛЕНИЕ В ПУТЬ
Кому в суровый путь пора
Пусть верит в доблесть и ветра.
Дросте-Хюльсхоф
Бредем к невзгодам от невзгод,
Сквозь
Вперяя взоры в небосвод,
Как масло тающее, мутный.
Мы падаем, опять встаем,
Ни в чем уже не ждем поблажки,
Лишь, озаряя окоем,
Меняем страны, как рубашки.
Вступаем в ночь, как в полынью,
Вконец не ведая маршрута.
Тот, кто забыл страну свою,
В стране усопших ждет приюта.
БРАТСКАЯ МОГИЛА
Вонзаю лопату в песок и в гравий,
Знаю - не вскрыть могилу - не вправе,
Ибо что мне осталось, в конце концов,
Кроме как видеть своих мертвецов?
И мне ни шагу не сделать отсюда:
Здесь виден отблеск былого чуда,
Здесь - голос отца и ласковый взгляд,
Здесь - материнских волос аромат,
Все это - в воздухе, а не в яме,
И не должно умереть с сыновьями.
Усопшие, дайте поверить мне,
Что с вами встречусь там, в глубине,
Заранее жребий счастливый приемлю:
Дорогу найти, и уйти под землю,
Последняя радость: в конце концов
Успокоиться возле родных мертвецов.
Покуда живу, останусь при деле:
Чтобы даты стереться не смели,
Чтоб хотя бы память была жива
О тех, над кем разрослась трава.
Радость единственной доброй вести:
Вместе страдали, покоятся вместе,
Усопшие жмутся друг к другу, пока
Бросаю комья земли и песка:
Знаю, мертвым глина и гравий
Станут отчизной, данной въяве,
Тем, кто вместе страдал, да будет дана
Одна земля и смерть одна.
ЛЮЦЕРНА
Расцветет по весне,
Лето, будто в огне,
Осень седая
Петь так хочется мне,
О, как хочется мне!
Убеждая. Страдая.
Мы поем ввечеру,
Песнь звенит на ветру
Задушевно и верно.
Так мы грезим, дремля.
Над покровом - земля,
А покровом - люцерна.
ЭПИТАФИЯ ДЛЯ БРАТСКОЙ МОГИЛЫ
Кто жил, страдал и здесь погиб когда-то?
Где высечены имя или дата?
Отдельной - ни о ком не сыщешь вести.
Страдали вместе и почиют вместе.
Да будет вам венцом небесной славы
Вся эта ширь полей, ветра и травы.
БАШНЯ
И зорко, и ожесточенно
Ты, башня, ждешь в дали степной
Меня, ватаги
Бойца, забытого войной.
Ты в милосердии сурова,
Стоишь, как дольний мир, стара,
И ты меня принять готова,
И тьма твоя ко мне добра.
Тебя не защищают рати,
Кто умер - сам к тебе придет,
Молчанье здесь взамен печати,
Для верного распахнут вход.
Переживут твои причалы
Агонию тщеты мирской.
И гость последний, запоздалый,
Войдя в тебя, найдет покой.
СМЕРТЬ В ПУСТЫНЕ
Вдали посеяна судьбой
Смерть над рекою голубой,
И ястребы в лазурном поле
Ландскнехты смерти, и не боле;
И месяц, проповедник старый,
Спеша к воде, наводит чары;
И сердце мается мое
Как заржавелое копье:
Там, в тростниках, клонясь ко сну,
Воды иль пепла я глотну?
ЧАС ПЕПЛА
Израненный, усталый, слабый,
В час пепла я сижу на пне,
Внимая мудрый голос жабы
И утопаю в тишине.
О нет, меня будить не надо!
Мне с каждым мигом все слышней
Трясины гулкая отрада,
Последний сон последних дней.
ОСЕННЕЕ РАВНОДЕНСТВИЕ
С теплом давно пора проститься,
Плащ осени то бур, то ал;
Ветрами воет смерть, как псица,
День равноденствия настал.
Повсюду - лишь печаль и злоба,
Дряхлеет плоть, душа болит.
И осень, словно доску гроба,
Туманами страну скоблит.
В СТРАНЕ БЕСЦЕЛЬЯ
В стране бесцелья, где мысль плетется
Вкруг времени, то есть - вокруг колодца,
Я питье подносил, подчиняясь закону,
Порой - когорте, порой - легиону.
И гунна, с коня безжалостно скинув,
Я пить принуждал из тех же кувшинов,
В той стране, где не знали о времени люди,
Пусть каплю его, но сберег я в сосуде.
ДАКСКИЙ КУВШИН
Обернись, коричневая глина,
Круглым телом дакского кувшина,
На гончарном круге зреет чудо:
В грубой персти - контуры сосуда.
Жизнь и гибель в полость входят ныне:
Гибнет мир, - жалеть ли о кувшине?
Но хранит он, звонкий и нетленный,
Тяготу и пустоту вселенной,
И в его глубины время вложит
Все, что было, - все, что быть - не может.
ЧЕРНАЯ ЦЕРКОВЬ
Мастерку жестокому в угоду,
Колокольня рвется к небосводу.
Стрельчатые своды облегли
Шпиль ее подобием петли,
Ряд столпов, столетьям непокорный,
Ввысь уносит кровлю Церкви Черной.
Гром органа - и приемлет тьма