Вечный слушатель
Шрифт:
Вечный свет единого псалма,
Глыба камня, грешная, благая,
Дремлет, край родной оберегая.
ДРЕВНИЕ МОНЕТЫ
Горсть позеленевших медяков,
Ты хранишь в себе следы веков:
Лики Августов и Птоломеев,
Идолов, пророков и злодеев,
И сверкает в неизменном свете
Все, что начеканил царь столетий.
Фениксы пылают на кострах,
Но по краю - прозелень и прах,
Ценности, упавшие в цене:
Ярь-медянке
ЧЕРНОМОРСКИЕ РАКУШКИ
Данники зноя и стужи,
Влажные монастыри;
Известь коростой - снаружи,
Ветер и небо - внутри.
Детища влаги бездонной,
Гневом Нептуна больны,
Согнуты в рог для тритона,
В серп восходящей луны.
Слух истомленной Вселенной
Ваши изгибы хранят;
Белый Спаситель на пенной
Влаге - взнесен и распят.
Синего, древнего дома
Не позабыть никогда.
Нежно прибоем несома,
К берегу рвется звезда.
РУКИ ДЮРЕРА
Навек разъединились руки,
Любовь пришла, любовь ушла,
Остался пепел от разлуки,
Но песней ожила зола.
В наигорчайшей из агоний
Сердца уходят в забытье,
Лишь Дюрер вновь сведет ладони,
Благословить чело твое.
РОДНИК ЛУНЫ
В реки, в пруды
Лейся, пьяня:
Кладезь воды;
Кладезь огня.
В море и в лес
С черного дна
Втуне с небес
Льешься, луна.
Минул закат
Каплями рос
Звезды летят
Каплями слез.
Тягость беды
Останови
Клятвой воды,
Клятвой любви. ИЗ ПОЭТОВ ШВЕЦИИ
ЭВЕРТ ТОБ
(1890 - 1976)
ВСТРЕЧА В МУССОНЕ
Мы шла в муссоне вдоль Сомали,
при полном фрахте, натяжеле,
и бриг "Тайфун" увидали вдали:
он шел из Ост-Индии к Капской земле.
С желтым крестом лазурный стяг
мы немедля вскинули над собой;
выбросил, нам отвечая, чужак
финский: на белом - крест голубой.
Мы пары спустили, чужак - паруса,
как можно ближе сошлись корабли:
почту возьмем, постоим полчаса,
мы в шлюпке на веслах к финнам пошли.
Мы подплыли; финны бросили трос,
наш помощник четвертый отправился к ним.
Вижу: на руслени - шведский матрос,
Фритьоф Андерссон - сколько лет, сколько зим!
Плаваешь - то муссон, то пассат,
чаще тропики видишь, чем берег родной.
Я удивлен и, конечно, рад,
что старый приятель передо мной.
– Я в Шанхае влип, я сидел без гроша,
я заложником выкупа ждал много дней,
но дочь у хунхуза была
и, - сказал Фритьоф, - я женился на ней.
Она в Сингапур мне сбежать помогла,
я без паспорта вышел на рыночный торг,
вдруг подходит ко мне - ну и дела!
шведский консул, Фредрик Адельборг!
"Старина Фритьоф Андерссон, привет,
ты зачем в Сингапуре?" - спросил Адельборг.
"Я с Желтой реки, - отвечаю, - нет
ни гроша у меня, хочу в Гетеборг!"
Ну, одели меня - не прошло и дня,
справили паспорт, дали взаймы,
жена Адельборга поила меня
чаем - и славно болтали мы!
Тут палубным взяли меня как раз,
было с фрахтом в Сиаме немало возни:
львы, тигры, слоны - Гагенбеков заказ,
в Гамбурге будешь, к нему загляни.
Только в рейсе вовсе пришлось тяжело:
южней Цейлона мы влипли в циклон,
клетки звериные поразнесло,
шторм, представляешь, а на палубе слон!
Смешались волны, звери и мы,
капитанскую рубку смыло к чертям,
слон поспихивал буйволов с кормы,
мачты порушил - амба снастям!
Гагенбековских служащих съели львы,
шимпанзе механику вышиб мозги,
и пока я не снес ему головы,
мерзавец все дергал за рычаги.
Не обезьяна, а бог судьбы!
Ну, в живых остались лишь я да слон.
Не видать Малабара бы нам, если бы
не подул юго-западный муссон.
Ну, прощаться пора - выбирают трос.
– Слон-то, приятель, достался кому?
– Видишь ли, это - особый вопрос,
встретимся снова, вернемся к нему.
Паруса обрасопив, они пошли,
поди-ка, успей про все расспроси!
Лишь песня в муссоне летела вдали:
– Rolling home, rolling home, across the sea!
Расстаемся, но я сосчитал сперва
паруса: вот бом-кливер, вот контр-бизань,
круглым счетом их было двадцать два,
а кругом - синева, куда ни глянь.
БАЛЛАДА О ГУСТАВЕ БЛУМЕ
ИЗ БУРОСА
Наш "Горный скиталец" стоял в тот раз
в Сан-Педро, газолином грузили нас.
Там встретился в доках я с моряком
он с братом моим был во Фриско знаком.
В жизни немало подобных встреч.
Густав Блум его звали - о нем и речь.
Он был из Буроса; я пронес
с корабля контрабандою кальвадос.
Обошлось в таможне без передряг,
мы оставили порт и зашли в кабак
Блуму был известен любой притон,
в Голливуд попадешь иль в Уилмингтон.