Вечный слушатель
Шрифт:
Марфа, истомленная сестра.
Тайну до сих пор скрывая в лоне,
память о ночах хранит она,
старину поет. На небосклоне,
на земле заткала все луна.
В полном мраке, над заросшей кручей
падает на камни узких троп.
О, когда ты в лес придешь дремучий
разыскать, рыдая, Марфы гроб?
ДОМ
1
Скользит над кровлей свет
за черной птицей вслед.
Стирает ветвь бузины
черты руки со стены.
Шпорник
не слышит, как я иду.
Дождь пишет, кровлю тревожа:
мне здесь приготовлено ложе.
2
У стены беседу
тени ведут:
как оденемся мы
сегодня.
В волосы воткнем дрожащий
цветок; над глазами
приклеим усик зеленый;
трилистник на груди.
Тени, ступайте вперед.
Ведь свет вначале
шагает так робко,
укажите ему дорогу.
По склону вниз,
при крике петуха,
над крышами зарю зовущем,
к речам звериным,
скачками по песку двора.
Тени, уйдите от двери.
Тени, уйдите от окон.
Выступите под крышей,
дрожащие усиков тени,
тени лоз виноградных,
тени, скажите:
тебе здесь суждено остаться.
ОЗЕРО ИЛЬМЕНЬ
Тут все - иное. Самообманами
прельстилось сердце, стало заботиться
о мнимостях - взалкало много,
но лишь себя наконец узрело.
Вот постепенно вечер кончается,
расплывчат контур низкого берега,
до самых облаков пространство
чистым становится, разрастаясь.
Огни рыбачьей лодки далекие
видны, а парус прочь удаляется,
и птицы прядают в полете,
влаги озерной касаясь быстро.
Потом луна всплывает, как колокол,
звонить к вечерне - но колоколенка
молчит во мраке: ибо церковь
изорвана - птицам гнездиться негде.
Ночь ниспадает, волны о волны бьют,
шепчась в камнях прибрежных. Порою здесь
твое привет расслышит сердце:
он - ледяной от дыханья далей.
""""""""""""""""""""""""""""""""""
НОВГОРОД В 1941 ГОДУ
МОНАСТЫРСКАЯ ЦЕРКОВЬ
Зачем идешь ты этою лестницей,
где каждый шаг тем глуше под сводами,
чем выше ты по ней восходишь,
ты замедляешь стопы в смятенье.
Что ни стена - то лики старинные,
их взор суровый просто ли выдержать?
Нет, сотни взоров! Так беги же
или смотри на одни ступени.
И вот, пройдя сквозь сумерки вязкие,
где
ты взгляд подымешь - и увидишь:
лучик спасительный бьет сквозь купол.
КРЕМЛЬ
Несокрушимый холм над рекой взнесен,
несущей воды тяжкие в озеро,
а так безжалостно блистает
злато крестов, куполов и кровель.
Не зрит слепой, как тени надвинулись,
колокола глухому неслышимы,
он и молитвам внять не может,
что уносились веками в дали.
Но все затихло. Голосом бронзовым
звучит угроза из-за реки порой
да ночью видится сиянье
горних лампад, что людьми забыты.
ВЕЧЕР
Прошу вас нынче, строфы Алкеевы,
подать мне меру - ибо уста мои
речей взыскуют,- близок вечер,
требуя слов беспредельно ясных.
Но где найти их? День завершается,
клоня чело в потемки багровые;
здесь - грань для взора. Полыханье
огненных стен, что встают в закате.
Где сердце ныне? Где обрести уста?
Смогу ль услышать песню ответную?
Лиши купола огнем объяты,
словно молитвы, кресты пылают. НОВГОРОД В 1943 ГОДУ
ПАМЯТЬ
Выс*ко стал над озером Новгород.
Я знаю все, и сердце сжимается;
И все же здесь, среди развалин,
Мир и спокойствие затаились.
Всему есть имя! В доме разрушенном
Во сне приходят воспоминания
Они, как чайки над рекою,
Крики бросают в ничто, на ветер.
Еще на башнях тяжкие купола
Венчают город, песня возносится
Среди руин, и только небо
Все собирает в единый образ.
МОНАСТЫРСКАЯ ЦЕРКОВЬ
О Троица! Взыскуют троичности
абсиды три. В четверосогласии
апостольски восходят главы,
чтобы увенчаться крестом срединным.
Столпа четыре высятся, будто им
всю тяжесть мира должно поддерживать,
их не соединяют дуги,
но средокрестье меж ними зримо.
Провалы окон, двери - в зияниях,
нет крыши; клонится колоколенка;
стоит, одним дождем омытый,
древний сосуд благодати Божьей.
ВЕЧЕР
Подобен берег лестнице взорванной;
развалин груды к влаге спускаются,
пылая белым, красным. Башня.
Зелень разбитой церковной кровли.
Кустарник буйный - как предсказание
своей же смерти. Вот и седой поток
вступает в озеро, как море,
столь же зовущее взор скитальца.
Туда, где взгляд не скован границами,
где ночь молчит - и в день превращается,