Вечный сон (Глубокий сон)
Шрифт:
— Ладно, только сейчас верни мне револьвер. Сначала я должен убедиться, подходит ли это место для стрельбы.
Она улыбнулась, скорчила гримасу, а затем вернула мне револьвер, причем с таким таинственным и в то же время лукавым видом, будто это было не оружие, а ключ от ее спальни. Мы поднялись по ступенькам к дому и подошли к моей машине. В саду стояла тишина, а солнце было таким же ослепительным, как улыбка метрдотеля. Мы сели в машину и, спустившись по петляющей аллее, выехали за ворота усадьбы.
— Где Вивьен? — спросил я.
— Еще спит. — Кармен хихикнула.
Я поехал под гору, по тихим, богатым, сверкающим после
— Вон там, — сказала она, высунувшись из машины и ткнув вперед пальцем.
Мы остановились на узкой, грязной, разбитой грузовиками дороге, больше похожей на въезд в какое-то горное ранчо, перед широко распахнутыми воротами. Казалось, ворота эти не закрывались годами. Вдоль дороги росли высокие эвкалипты. Было пусто, солнечно, но еще не пыльно: дождь шел всю ночь и прекратился совсем недавно. Я въехал в ворота, и городской шум почему-то вдруг стих, как будто мы находились не в городе, а где-то в далекой волшебной стране. Впереди, словно из-под земли, выросла испачканная нефтью, покосившаяся деревянная буровая вышка, соединенная с полдюжиной других, таких же, старым, ржавым стальным кабелем. Вышки бездействовали уже давно, не меньше года. Скважины не бурились. В кучу были свалены ржавая труба, прогнувшийся с одного конца погрузочный помост и полдюжины пустых нефтяных цилиндров. В выгребной яме стояла вонючая вода, покрытая жирными пятнами переливающейся на солнце нефти.
— И здесь тоже со временем будет парк? — спросил я.
Кармен утвердительно кивнула головой, глаза ее сверкнули.
— Что ж, дело хорошее. А то от одного запаха этой лужи может сдохнуть целое стадо коз. Ты это место имела в виду?
— Ага. Нравится?
— Райское местечко.
Я остановил машину возле загрузочного помоста, и мы вышли. Я прислушался. Шум машин доносился откуда-то издалека и был теперь больше похож на гудение пчел. Тишина — как на кладбище. Даже после дождя высокие эвкалипты были покрыты густым слоем пыли. Впрочем, у эвкалиптов всегда грязный вид. Возле отстойника лежала сломанная ветром ветка, и по воде полоскались плоские мясистые листья.
Я обошел отстойник и заглянул в окно насосной станции. На полу валялся какой-то хлам. Никаких признаков жизни. К стене было прислонено большое деревянное колесо для поворота мачты деррика. Да, место действительно подходящее.
Я вернулся к машине. Девушка стояла возле и расчесывала свои светлые, переливающиеся на солнце волосы.
— Дай, — сказала она, протянув руку.
Вынув револьвер из кармана, я положил его ей на ладонь, а сам нагнулся и подобрал с земли ржавую банку.
— Теперь смотри, — сказал я. — Револьвер заряжен всеми пятью патронами. Сейчас я пойду и вставлю эту банку вон в то большое деревянное колесо. Видишь? — Я показал. Она с готовностью кивнула головой. — Отсюда до колеса примерно тридцать футов. Только не стреляй, пока я не вернусь. О’кей?
— О’кей. — Она опять захихикала.
Я снова обошел яму и вставил банку в прислоненное к насосной станции колесо. Отличная цель. Если она промахнется — а, скорее всего, так оно и будет, — пуля по крайней мере попадет в колесо, где наверняка застрянет. Впрочем, и в колесо Кармен тоже попадет едва ли.
Установив мишень, я пошел назад, однако, когда я находился от девушки футах в десяти, она вдруг обнажила свои мелкие хищные зубки, подняла револьвер и зашипела.
Я
— Стой где стоишь, ублюдок, — сказала она.
Дуло револьвера смотрело мне прямо в грудь. Рука не дрожала. Шипение с каждой секундой становилось все громче, а лицо — все более похожим на обглоданную кость. Старый, выродившийся маленький зверек. Причем не самый добрый зверек.
Я засмеялся ей в лицо и двинулся на нее. Видно было, как ее тоненькие пальчики, побелев, вцепились в «собачку». Когда я находился на расстоянии примерно шести футов, она спустила курок. Выстрел сухо щелкнул, разорвав тишину. Дыма не было. Я опять остановился и улыбнулся.
Она выстрелила еще дважды, очень быстро. С такого расстояния даже она бы не промахнулась. В револьвере было пять патронов. Она израсходовала четыре. Очень спешила.
Оставался последний патрон, пятый. Я пригнулся. Стреляла она почти в упор, тщательно целясь мне в голову. В лицо полыхнуло, в ноздри ударил запах пороха. Я выпрямился.
— Ну, ты даешь! — вырвалось у меня.
Рука, в которой был зажат разряженный пистолет, начала сильно дрожать. Пистолет упал на землю. Вслед за рукой задрожали и губы. Ходуном ходило все лицо. Кармен закинула голову назад, и в уголках рта у нее появилась пена. Воздух со стоном вырывался из груди. Она начала раскачиваться на месте и повалилась на бок.
Когда я подхватил ее, она была уже без сознания. Я раздвинул ей обеими руками зубы и с трудом, используя всю свою силу, запихнул ей в рот скомканный носовой платок, после чего взял ее на руки, отнес в машину, вернулся, подобрал револьвер и спрятал его в карман. Потом сел за руль, развернулся, выехал за ворота, по грязной, узкой, разбитой дороге добрался до шоссе и покатил в Лос-Анджелес.
Всю дорогу Кармен неподвижно пролежала на заднем сиденье. Первый раз она пошевелилась, когда я уже подъезжал к особняку. Затем широко раскрыла глаза, метнула в мою сторону безумный взгляд и села.
— Что случилось?! — с придыханием спросила она.
— Ничего. А что?
— Нет, случилось. — Она захихикала. — Я мокрая.
— Бывает, — буркнул я.
Кармен посмотрела на меня затравленным взглядом и громко застонала.
XXXII
Служанка с влажными глазами и лошадиным лицом проводила меня в большую узкую гостиную на втором этаже с бело-серыми обоями, длинными, до полу, гардинами цвета слоновой кости и белым ковром во всю ширину комнаты. Веет роскошью и развратом. Будуар кинозвезды — искусственный, как деревянный протез. Пусто. Дверь за мной закрылась бесшумно, как в больнице. Перед шезлонгом стоял сервировочный столик на колесах. Сверкало столовое серебро. В кофейной чашке плавал пепел от сигареты. Я сел и стал ждать.
Через некоторое время дверь отворилась, и в комнату вошла Вивьен. Она была в белоснежной пижаме, отороченной белым мехом, издали похожим на пенистую волну, что вяло накатывается на песчаный пляж к ногам загорающих миллионеров.
Пройдя мимо меня плавной походкой, она села на край шезлонга. Во рту сигарета. Ногти на этот раз покрыты ярко-красным лаком.
— А ты все-таки зверь, — тихо сказала она, глядя мне прямо в глаза. — Жестокий, беспощадный зверь. Вчера вечером ты, оказывается, человека убил. Я все уже знаю, откуда — неважно. А сегодня утром ты явился сюда и до смерти напугал сестру.