Вечный воин
Шрифт:
При езде верхом, особенно без седла, у женщин происходит трение клитора, что доставляет удовольствие и даже доводит до оргазма. То же самое и при катании на велосипеде, но обязательно в седле. Начиная с Высокого Средневековья, когда церковь набрала силу, знатным женщинам разрешалось ездить верхом только в дамском седле, на котором сидят боком. В первое время и велосипед был под запретом для женщин. Потом нравы смягчились. В двадцатом веке я заметил, что многие профессиональные наездницы часто остаются незамужними, потому что никакой мужчина не сумеет удовлетворять ее так же хорошо и продолжительно, как скачущий галопом жеребец. Сейчас под влиянием христианства отношение к мастурбации начинает ужесточаться, а в мои предыдущие эпохи, начиная с шумеров, она была обычной частью жизни. Искусственные члены из дерева
45
Мы были не единственными, кто в то утро решил уехать от гуннов. Почти все заезжие купцы быстро собрались и отравились по домам, чтобы сообщить новость международного масштаба, которая прямо или косвенно повлияет на жизнь очень многих людей. Поскольку я помнил, что после смерти Атиллы гунны исчезнут из истории, значит, слепленная им империя должна развалиться, а отдельные ее части будут не так страшны обеим Римским. Сперва мы пристроились к купеческому каравану, идущему по степи в ближний восточно-римский город Виминаций, откуда до Константинополя можно было добраться по хорошей дороге, построенной когда-то давно легионерами. Двигались купцы слишком медленно, однако я не решился обгонять их, чтобы не вызвать подозрения.
Во второй половине дня, когда встали на ночь в излучине мелкой речушки без названия, я переправился на противоположный берег, поросший ивами, якобы собираясь переночевать там. Радомир разжег костер и приготовил по-быстрому пшенную кашу с мелко порезанными кусочками копченого свиного окорока. В это время Хильда помылась в реке, охладив растертые во время езды бедра и прочие нежные части тела, и переоделась в мою одежду. Если предыдущая была мала, то моя оказалась великовата, пришлось подкатывать рукава и штанины. Это не должно было вызывать подозрения, потому что раб, донашивающий хозяйские обноски — обычное явление.
Мы поужинали, но спать не легли, двинулись дальше. Не думаю, что купцы утром вспомнят о нас, и смогут ответить, куда мы делись, если вдруг нагонят гунны и начнут спрашивать. Радомир уже догадался, какого пола новый мой раб, поэтому не удивился, когда я соорудил из одеял что-то типа дамского седла и посадил на него Хильду боком, потому что еще несколько часов езды по-мужски — и сотрет кожу на бедрах до мяса и клитор до основания.
До захода солнца ехали быстро, а когда стемнело, перешли на шаг. Ночь была лунная, светлая, дорога, петлявшая по степи между холмами — видна хорошо. Нападения я не боялся. Гунны на своей территории не грабят проезжих, если не считать вымогательство подарков у купцов, а других разбойников здесь нет.
Остановились на рассвете, потому что заметил, что Хильда вот-вот заснет и свалится с лошади. Мы как раз проезжали мимо гряды высоких холмов, поросших лиственными деревьями. По ложбине между двумя холмами переправились на противоположную сторону более высокого, где и расположились на небольшой поляне. Точнее, на поляне остался Радомир со стреноженными лошадьми, а мы с девушкой, перекусив по-быстрому, поднялись выше. Там в кустах я заставил ее переодеться в свадебную белую рубаху и уложил на расстеленную на земле попону. Хильда не сопротивлялась, не пыталась изобразить стеснительность. Мне показалось, что ей не терпелось стать женщиной, чтобы, если уж нас догонят и убьют, познать, для чего родилась. Несмотря на то, что последние часы ехала на лошади боком, дневные наслаждения еще не выветрились из ее тела, завелась быстро. Мне почему-то захотелось, чтобы она видела, как все будет происходить, поэтому встал на колени между ее согнутых, белых ног, покрасневших на внутренней стороне бедер, подняв их и задрав подол, оголивший белое тело с густой белесой растительностью на лобке, и ввел член между покрасневшими и припухшими, растертыми губками, в упругую, девственную мякоть, горячую и сочную. Хильда не вскрикнула и даже не дернулась. Мне показалось, что на лице ее было
Поправив подол рубахи и закрыв нижнюю часть тела и бедра, она спросила:
— Зачем ты спас меня?
— Понравилась, — коротко ответил я, ложась рядом.
Ответ пришелся девушке по душе, прильнула ко мне всем телом.
На самом деле это не вся правда. Наверное, сыграло роль и жлобское желание получить все-таки обещанное вознаграждение, и хулиганское — украсть невесту у самого Атиллы. Если окажусь в Западной Европе, когда там будут называть предводителя гуннов Бичом божьим, у меня появится причина улыбнуться высокомерно и даже презрительно.
46
Переправившись через Дунай и оказавшись на хорошей римской дороге, мы поехали днем. Присоединились к большущему купеческому каравану, который следовал на ярмарку в Фессалоники, начинавшуюся в конце октября. Хильду, сменившую амплуа с раба на жену богатого воина и одетую под стать положению, благодаря визиту на рынок Виминация, я пристроил пассажиркой на арбу, нагруженную овечьей шерстью. Лежать и сидеть в любой позе на мягком все-таки удобнее, чем трястись в седле, пусть и дамском. Хозяин арбы был рад, что рядом с ним едет хорошо вооруженный и защищенный, конный воин, который уж точно не даст в обиду свою жену, а заодно и его товары, если нападут разбойники.
В Наисе мы расстались с этим караваном, отправившимся дальше на юг, присоединились к другому, поменьше, следовавшему на юго-восток, в Константинополь через Сердику, Филиппополь и Адрианополь. Я опять вез по этому маршруту женщину, которая нравилась мне больше, чем предыдущая, только не в возке, а в арбе с холщовым тентом, нагруженной мешками с мукой. Несмотря на то, что мешки были накрыты воловьей шкурой, на каждой остановке Хильда первым делом стряхивала со своей одежды муку, чтобы выглядеть красивой, нравиться любимому мужчине, спасшему ей жизнь. Не знаю, жалела ли она, что стала наложницей, скажем так, командира среднего звена, а не женой Атиллы. Мы с ней не разговаривали на эту тему. Думаю, что для нее, гепидки, важно было, что ее мужчина воин, причем не простой, а командир тысячи, что раза в три, если ни в пять, больше, чем было под командованием ее отца. Я проинформировал, что женат, что поселю Хильду в одном из своих имений, поэтому видеться будет не часто. Ей это не понравилось, но других вариантов не было. По-любому, предложенное мной лучше, чем умереть или стать прислугой одной из старших вдов шаньюя.
Я поселил Хильду в отдельной комнате для богатых на хорошем постоялом дворе возле Харисийских (Адрианопольских) ворот, посоветовав ей не покидать помещение и заплатив вперед за два дня. На третий собирался перевезти ее в имение. После чего поехал с Радомиром по второстепенной (главная вела к Золотым воротам) ветке улицы Меса к своему дому. В Римской империи всё было склонно к раздвоению.
Кстати, Харисийские ворота доживут до двадцать первого века, правда, выглядеть будут запущенными, в расщелинах вырастут трава, кусты и даже деревца. Рядом с воротами будет конечная остановка долмушей. Это что-то типа московских маршруток с водителем-таджиком: абсолютное незнание других языков, кроме родного, и правил дорожного движения. По городу еще так-сяк соблюдают главное — не едут на красный свет светофора, но в отместку за это сигналят почти без остановки, а на трассе вдавливают педаль газа в пол и — завидуй, Шумахер!
Жены дома не оказалось. Я сперва не придал этому значения: мало ли, по каким делам уехала? Приказал протопить парную, нагреть воду, чтобы помыться с дороги, и отдал распоряжение рабам, что из привезенной добычи куда положить. Когда зашел в ойкос, наткнулся там на рабыню, молодую девушку, купленную незадолго до моего отъезда, не слишком страшную, как остальные, которая из-за этого, наверное, пользовалась особой любовью хозяйки — постоянно ходила с синяками на щеках от ударов перстнями. Войдя со света в полумрак, я не сразу разглядел рабыню и чуть не сбил с ног. От так и не выветрившейся привычки из двадцать первого века извинился.