Вечный воин
Шрифт:
Мы встали на якорь немного ниже моста. Посольство из двух пожилых вандалов и двадцати сопровождавших их воинов сразу заспешило на берег. Мои матросы отвезли их на рабочей шлюпке, высадив напротив городских ворот. Я не слышал, о чем они переговаривались с городской стражей, но внутрь их не пустили, что показалось мне странным. Даже если не поверили, что это союзники, то все равно впустили бы. С какой стати бояться отряд в два десятка человек?! Подумал, что здесь власть поменялась, и нынешний
Всё оказалось сложнее или проще, кому как.
— В этих краях мор, — сообщил старший из послов, вернувшись на марсильяну. — Они никого не впускают в город. Да нам и не надо сюда. Павел в Суессионуме. Мы договорились, что утром нам дадут лошадей под залог и продадут припасы на дорогу: мы положили у ворот деньги, а горожане утром оставят на берегу нужное нам.
Утром мы опять высадили посольство немного выше города, где их ждали лошади и припасы. Небольшой караван отправился в Паризий, как сейчас называют будущий Париж. Римское название Лютеция (грязь с латыни) забылось, хотя, как по мне, больше соответствует этому городу, причем во все времена. Меняются только виды грязи.
Две с половиной недели мы ждали их возвращения. От скуки я рыбачил. Один раз отправился на лодке на охоту, подстрелил в зарослях камыша здорового кабана. Мясо у него было жестким и вонючим, а кок на марсильяне был не ахти. Избалованный домашней свининой, я съел всего пару кусочков. Остальное умяли члены экипажа. Они привычны к плохо приготовленной дичине. Аборигены немного успокоились и начали смелее продавать нам продукты. Мы договаривались о товаре и цене, оставляли деньги. Горожанина с корзинами спускали на веревке с крепостной стены. Пересчитав деньги, оставлял заказ, который мы забирали после его ухода.
Судя по хмурым лицам, посольство было неудачным. Видимо, Павел не желал объединяться с вандалами. К тому же, старший из послов и несколько воинов, простудившись по пути, постоянно покашливали, а на следующий день и вовсе не поднялись из носового трюма, где для всего посольства были оборудованы нары, и отказался от еды. Я не обратил на это внимание, потому что был занят управлением судном, которое следовало вниз по течению Лигера. Евсений не имел опыта плавания по рекам, не мог подменить.
К вечеру кашляло уже все посольство. Я было подумал, что подхватили грипп, но кашель был сухой и без насморка. У меня во время гриппа сопли в два ручья текут, и носовым платочком становится полотенце. Посол и вовсе лежал без сознания и дышал с трудом, сильно хрипя. И тут до меня дошло, что это и есть тот самый мор. Я почему-то думал, что мором аборигены называют чуму, и следил, чтобы на марсильяну не пробралась крыса. Беду принесли члены посольства.
Утром посла нашли мертвым. Приставать к берегу и хоронить не сочли нужным, выкинули труп в реку. К вечеру вышли в море и выкинули в него второй труп. Там дул вест-зюйд-вест, и я повел марсильяну курсом крутой бейдевинд почти вдоль берега на юг. Казалось, что если отойдем от проклятого места подальше, болезнь оставит нас.
На следующий день за борт полетел еще один покойник, но второй посол и один из воинов выбрались из трюма на палубу, хотя оба еще покашливали и нетвердо стояли на ногах. Выпив вина с водой, немного взбодрились и даже изволили тихо, сквозь кашель, посмеяться. Значит, жить будут.
А потом ветер сменился на норд-вест и начал усиливаться. Я попробовал в полборта отойти подальше от берега, но начался шторм, и пришлось становиться на плавучий якорь. Тут у меня и заныло сердце от нехорошего предчувствия. Поэтому, когда утром почувствовал сильную головную боль, которая у меня бывает очень редко и недолго, и такую усталость, будто всю ночь уголь разгружал лопатой, понял, что тоже болен, что шторм этот по мою душу.
Может, у меня есть иммунитет на эту болезнь и не заверну ласты, а может, и нет. Проверять не стал. Проинструктировал Евсения, куда плыть после шторма, и Радомира, что передать моим женам. Впрочем, они уже несколько раз выслушали от меня, что надо делать, если не вернусь.
Я собрал вещички, приказал спустить на воду тузик и снарядить штормтрап. Попрощавшись со всеми, начал перемещаться в лодку. Каждая балясина давалась с трудом, будто я немощный старик. На каждой заходился в кашле, причем таком сильном, что казалось, сейчас вылетят легкие. Пару раз чуть не загремел вниз.
Спустившись, сразу лег на дно тузика, несмотря на то, что там плескалась вода. С марсильяны опустили на веревке связку из оружия, доспехов и кожаного мешка с едой и нужными для жизни мелочами. Ногой с трудом протолкнул все это в кормовую часть лодки, под банку. Собравшиеся у фальшборта члены экипажа молча наблюдали за мной. Интересно, что они думают? Что решил умереть в лодке, чтобы труп не выбросили в море? Они ведь не догадываются, что со мной будет дальше. Я еле поднял руку, помахал слегка, прощаясь, после чего приказал жестом: отдать швартовы!