Вечный зов. Том II
Шрифт:
Пройдя всю улицу до конца, зашагал полем к Звенигоре. Поглядывая на её острые гранитные утёсы, он почему-то подумал, что испокон веков они бороздят и бороздят пространство над землёй. Земля вращается, и они бороздят… И он, Дмитрий, частица этой земли, вращается вместе с ней. И те девчата, что беспечно хохотали прошедшей ночью за околицей. И петухи, возвестившие
Дмитрий отчётливо вспомнил:
В моей крови Гудит набат веков, Набат побед и горьких потрясений! И знаю я — до смерти далеко. И вновь зову веселье в час весенний… Бывает так, что белый свет не мил. Но вот в полях последний снег растаял. И я окно распахиваю в мир И календарь моей весны листаю. В тот календарь, Что весь пропах листвой, Характер вписан строчкой голубою. В характере моём — И озорство, И выдержка солдата перед боем… Я слышу — Соловьи росу клюют, И солнце поднимается всё выше…Дальше не рождалось ни одной строчки, ни одного слова. «А ведь они должны быть такими…»
И Дмитрий без всякого усилия, будто слова и строчки он знал давным-давно и лишь
У Дмитрия были и карандаш, и блокнот, но он ничего не стал записывать, зная, что раз пришедшие в голову слова и строки никогда не забудутся. Он только подумал, с каким-то радостным удивлением отмечая про себя: «Осень вот, а я о весне! Хотел написать горькие, тяжёлые или тревожные стихи, а получились радостные и весёлые!»
Он подумал так, не понимая ещё, что причиной этому пришедшее сегодня письмо. Что в нём? Он боялся об этом думать. Боялся, но верил, что в нём его счастье и смысл всей его дальнейшей жизни. «Я материнским чутьём чувствую…» — то и дело всплывали у него в голове недавние слова матери. А чутьё матери не обманывает.
Дмитрий постоял и пошёл дальше.
Он шёл и шёл бесконечными жёлтыми перелесками, шурша сухими опавшими листьями.
Куда шёл — не думал; это ему было безразлично, главное — идти и идти…
От жёлтых берёз было светло на земле, и она, окрашенная этим светом, летела среди звёзд куда-то во тьму, в вечность.