Вечный зов. Знаменитый роман в одном томе
Шрифт:
— Прощай, Яков. До победы доживи. И скажи обо мне моим… жене и дочери…
Изо рта у него теперь обильно хлынула кровь, он дернулся вдруг, будто намереваясь встать.
— Товарищ капитан! Товарищ капитан! — вскрикнула девушка обезумевшим голосом, схватила его за плечи. И он, будто подчиняясь ее рукам, покорно лег, вытянулся и затих.
Едва он затих, девушка обтерла ему губы. Кровь изо рта больше не шла. Девчонка уронила голову на свои колени и беззвучно зарыдала.
Яков Алейников поглядел на ее слабенькие, обтянутые
Ивана Савельева Алейников все же отыскал. Он нашел его через день, километрах в трех от передовой, куда отвели остатки 3-го гвардейского танкового полка, уцелевшие после боя.
Полдневное солнце щедро обливало лучами изувеченный перелесок, обезображенную гусеницами поляну, несколько танков, обшарпанных, с вмятинами на броне, с обгоревшей краской. Танки стояли по всей опушке в беспорядке, как на кладбище, в разные стороны разбросав пушечные стволы, и казалось, что они никогда больше не заведутся, не оживут, не превратятся в грозные боевые машины.
Иван был в нижней рубашке, бос, с повязкой на голове. Выстиранная гимнастерка и портянки были развешаны на кустах. Примостив между сучьями дерева осколок зеркала, он тупой бритвой соскребал со щек грязную и крепкую, многодневную щетину и, когда зашумел мотор алейниковской эмки, даже не повернулся на звук. И Алейников не узнал его в первые секунды, спросил, проходя мимо:
— Третий гвардейский, что ли? Эй, солдат, тебя спрашиваю.
Иван мельком глянул на приехавшего майора.
— Ну, третий…
— Где найти командира полка?
Иван глянул и отвернулся было, но тут же резко, всем телом, крутанулся к приезжему офицеру, отступил назад и чуть вбок, будто пытаясь спрятаться за дерево.
— Савельев?!
Иван еще немного отступил.
— Ну, наконец-то! Здравствуй. Или не узнаешь?
— Почему же… Узнал.
Алейников шагнул к нему еще ближе, первым протянул руку.
Иван помедлил, но тоже подал ему свою. Так они встретились.
— А я который день разыскиваю вас. Тебя и племянника твоего. Из дивизионной газетки про вас случайно узнал. Расписали вас там! Потом мне в штабе дивизии сказали, что вы на высоте, в тылу у немцев, оказались… Семен-то Савельев, племянник, где?
Иван отвернулся и глухо произнес:
— Не найдешь Семку…
— Убит?! Ранен?
— Ну, убитый! — враждебно сказал Иван, натягивая гимнастерку.
Яков стоял и хмурился. Иван, надев гимнастерку, взял высохшие уже портянки, сел под дерево, стал обуваться.
— Жалко парня, — сказал Алейников. — Как же это случилось?
Иван бросил снизу быстрый взгляд на Алейникова.
— А что, особый отдел не знает, как это на войне случается?
— Иван Силантьевич, я не из особого отдела, — проговорил Алейников негромко, ощущая перед
Иван опять глянул на Алейникова снизу, глаза его не потеплели, но в них промелькнуло любопытство.
— А откуда же тогда? — спросил он, вставая. В словах его была недоверчивость.
— Я начальник специальной прифронтовой группы НКВД.
— Это… что же такое?
— Полезная организация… Разведка, диверсии в тылу у немцев. С партизанами связь держим, помогаем им, чем можем… Дел, в общем, хватает.
— Понятно, — помедлив, сказал Иван.
…Спустя некоторое время они, два далеко уже не молодых человека, один в офицерской, а другой в солдатской форме, сидели меж невысоких березок, на мягкой, пахнущей дымом и гарью траве, неподалеку от опушки, на которой собрались ободранные пулями и снарядами танки, недавно вышедшие из боя. На траве стояла вскрытая банка мясной тушенки, котелок с кашей, лежали две ложки, полбулки черствого хлеба, фляжка с водкой, из которой они отхлебнули всего но глотку. За встречу, как сказал Алейников. Иван возражать не стал и молча принял фляжку из рук Алейникова. И теперь он негромко, не спеша, часто останавливаясь, рассказывал тусклым, уставшим голосом:
— Убило Семку рано утром, солнце едва на сажень разве от земли поднялось… Он контуженый был, до того в траншее лежал, в голове у него от контузии неладно было. Наши погнали немцев, тучами они побежали… и прямо на нас! Все, думаем, сомнут нас, растопчут. И с востока немцы отступали, и из-за реки. Оттуда их какая-то наша часть выбивала, Ружейников, командир батареи, говорил — штрафники будто…
— Штрафники, — подтвердил Алейников. — Через болота штрафная рота ударила.
— Да мы видели… Еще удивлялись. А это штрафное дело тоже по твоей части?
— Нет, это совсем другое, — сказал Алейников. — А знаешь, кто штрафной ротой командовал? Кошкин Данила Иванович… земляк наш.
Иван это сообщение внешне воспринял как-то равнодушно, лишь повернул к Алейникову голову и переспросил:
— Кошкин? Ну, помню…
Иван — Алейников все время это чувствовал — был его неожиданным появлением несказанно удивлен, даже ошеломлен. Напрасно вырвавшиеся его слова: «А я который день разыскиваю вас» — еще более озадачили Савельева, он все время держался настороженно и скованно, и вот теперь лишь в его холодных, измученных всем пережитым глазах начало что-то оттаивать.
— Ты Кошкина-то хорошо знал? — спросил Алейников, понимая, что разговор может зайти или уже зашел в тяжкую для него область. Но он не хотел избегать этой тяжести или уклоняться от нее.
— Где же хорошо! Сколько я жил-то… в родных местах? — с горечью произнес Иван. — Все больше в других краях приходилось.
Он взял фляжку, отвинтил крышку, плеснул в нее и выпил. Ковырнул ножом в банке, достал кисет. Алейников все это время сидел молча, разглядывая что-то на траве.