Ведётся следствие
Шрифт:
— Ну что вы, господин Немертвых, — возмутился даже сержант, — госпожа Ловких и господин Бурловски лучше пишут. Захватывающе! Возьмешь, стало быть газетку с собой… ох, прошу прощения, забылся-с…
— Ничего, ничего сержант, — усмехнулся доктор. — Немудрено — ночка хлопотная…
Он повернулся к поезду и удивленно нахмурился.
В самом начале платформы сгрудилось несколько человек с самодельными плакатиками. «Нет отравлению болот!», — гласил один из них. Остальные не радовали разнообразием: «Долой!», «Руки прочь от уникального природного объекта!» (целиком
— А это что еще за демонстрация? — спросил он, не особенно рассчитывая на ответ.
— Это, господин, биологи, — ответил случившийся поблизости проводник из второго класса, тоже наблюдавший за процессом извлечения останков покойного литератора из отбойника. — Или экологи? Путаю я, уж простите. Они на каждой остановке этак вот стоят. Я расспросил как-то, так они, оказывается, считают, что нельзя гонять экспресс по болотам, чтоб дымом и копотью их не травить. А лишние две недели в пути — это им, значит, всё равно!
— Может быть, им просто некуда торопиться? — предположил доктор.
— Это уж точно, господин, — поспешил заверить проводник. — Я слышал, они всё в Институт рвались, исследования какие-то проводить. А их не допустили!
— Я бы на месте руководства Института тоже не допустил подобную публику до ответственной работы, — хмыкнул Немертвых, рассматривая суровых, не слишком хорошо одетых экологов.
— Ну вот! — обрадовался тот. — Их в Институт не взяли, так они акцию протеста устроили.
— Это какую же? — заинтересовался доктор, заглядевшийся на даму, примерявшую у ларька дуршлаг с большими дырочками. Торговец уверял ее, что сквозь такие дырочки удобно протягивать пряди волос и завивать их на папильотки.
— Ну, с плакатами стоят, это раз, — пояснил проводник. — А еще они протестуют против… ох, умно как-то сказали… Вот, вспомнил: против разрушения уникальной экосистемы болот! Поэтому, господин, они едут даже не третьим классом, а вовсе в товарных вагонах. В клетках.
— В клетках?.. — удивился Немертвых.
— В клетках, — подтвердил тот. — На соломе. Стараются, значит, привлечь внимание общественности. Только общественность к товарным вагонам не ходит и внимания не проявляет. Что там приличным господам делать?
— И правда что, — хмыкнул доктор. — Что ж, благодарю, теперь хотя бы ясно, что это за публика… Покойной ночи.
— И вам покойной ночи, господин, — ответил проводник, — вы не беспокойтесь, поезд у нас — надежнее некуда, доедете в лучшем виде!
«Разумеется, доедем», — зная своего патрона, Теодор в этом ни на секунду не сомневался. Он шел к своему вагону, а служащие паровозной компании сновали как муравьи — проверяли буксы, задраивали большие и малые люки, ставили сетки, везли баллоны со сжатым воздухом — экспресс готовился к чему-то грандиозному. Ответственный служащий благоговейно полировал мягкой фланелькой каролевский герб, украшающий мощное чело локомотива: огромную пятерню. (Существовала легенда о том, что Кароль I Отважненьких
«Прямо сквозь болота, — подумал доктор, глядя на подбирающийся к поезду туман. — Смело! Но любопытно.»
Он вошел в тамбур, аккуратно прикрыл за собой дверь. В коридоре скучал крупный господин, который с затаенной тоской наблюдал за происходящим на перроне. Поучаствовать он никак не мог, ибо был пристегнут наручниками к ручке двери купе.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровался доктор, тактично не обращая внимания на блестящую цепь. В конце концов, у каждого могут быть свои маленькие причуды! Быть может, господин страдает манией скупать совершенно ненужные ему сувениры, и, зная об этом, принял сообразные меры предосторожности…
— Вечер добрый, — печально ответил пристегнутый господин и, откашлявшись, спросил: — Не подскажете, что это за суматоха на перроне?
— Ерунда, — сказал доктор, — продают сувениры всякие, снедь. Третий класс закупается, у них ресторана нет… Так что — решительно ничего интересного. Ну разве вот человека зарезали.
— Правда? — спросил предусмотрительный господин, изображая вежливую заинтересованность. Видимо, ему было скучно и просто хотелось поговорить. — И как, позвольте полюбопытствовать?
— Обыкновенно — поездом, — вздохнул Немертвых. — Теперь вот отскребают… что осталось.
— Сатрапы, — укоризненно прошептал пристегнутый. — Изверги…
— Простите? — приподнял бровь доктор.
— Эти железные дороги губят цвет нашей нации, самых талантливых, самых смелых, способных заявить о несправедливости!.. — уже громко заговорил тот, нервно вскидывая голову, будто норовистая лошадь.
— Прошу извинить, — вежливо заметил Немертвых, — но нечто подобное я уже слышал. Редкостный бред. Не могу понять, чего ради нормальный человек будет стоять на путях — в конце концов, всегда можно взять пролетку и отправиться на станцию, где с тем же успехом стоять на перроне или пить чай в буфете. А если вы намереваетесь остановить поезд… то уж сила искусства тут явно не поможет. Но вот, например, есть прекрасные курсы при столичной революционной школе…
— И вы! — воскликнул пристегнутый. — Да кто вы такой!
— Врач… в некотором роде, — осторожно ответил Немертвых.
— Убийца! — заклеймил его оппонент. — Вы… вы… живодер!
— Неправда, — хладнокровно парировал доктор, — живых я уже давно не режу, все больше мертвых. А в чем, собственно, дело?
— Вы… вы… — начал было пассажир, но тут дверца купе открылась, и появились две девушки, ловко зафиксировавшие возбужденного господина. Одна клацнула замочком наручников, а другая нежно, но уверенно втолкнула господина вглубь купе, что-то успокаивающе нашептывая ему на ухо.