Ведется следствие
Шрифт:
— Ну и какое наказание вы ей определите? — напомнил Бессмертных.
Офицер суда пожал плечами.
— Дама сейчас невменяема и за свои действия не отвечает, — ответил он. — Ну а за покушение на господина Упертых… После излечения, если таковое состоится, — принудительные работы на благо Каролевства. С конфискацией имущества в пользу государства.
— Да, пожалуй, — согласился Бессмертных. — О, Людвиг, и вы здесь!
— Это было ужасно, Руперт! — пожаловался адвокат, утирая лоб белоснежным крахмальным платком. — Поверите ли — я впервые
— Чтобы вы — и оказались не готовы… — не поверил Бессмертных.
— Я полагаю, господин Мягко-Жестоких просто никогда не видал буйных пациентов, — подал голос Немертвых. — А описания всё же достаточно сильно разнятся с суровой реальностью.
— Именно! — адвокат прижал к груди Цисси.
— Полагаю, вам есть резон побеседовать с господином Упертых, пока его ненадолго отпустила болезнь, — заметил Немертвых. — Он — крупнейший специалист по intelligenza, и, хотя сам пал ее жертвой, может дать немало ценных советов.
— Непременно так и поступлю, — кивнул Мягко-Жестоких и решительно направился в указанную палату, пополнять багаж знаний.
— Уф… — выдохнул следователь, когда госпожу Полненьких занесли в купе и надежно зафиксировали. — Не экспресс, а сущий сумасшедший дом! Да, господа, у кого-то еще есть желание взглянуть на труп тапёра?
Желание выразил один лишь доктор, но остальные всё равно потянулись следом.
— Сюда, господа, сюда, — суетился фельдшер, проводя их дальше по коридору. По понятной причине мертвецкой на экспрессе не было, и до следующей остановки тело поместили в пустующем санитарном купе. — Вот он!
Присутствующие помолчали.
— Значит, говорите, сердечный приступ? — протянул следователь, рассматривая покойного.
— Э-э… — сказал фельдшер.
— Теодор, а при смерти от сердечного приступа люди всегда делаются такими… хм… фиолетовыми? В крапинку? — поинтересовался тот, не ожидая, впрочем, ответа.
— Он был совершенно нормальным, когда умер! — возмутился фельдшер. — Хотя… Вообще-то в последние несколько дней он жаловался на недомогание, и я еще отметил, что цвет лица у него такой…
— Какой?
— Немного нездоровый. Ну… бледный он был аж до синевы, — пояснил тот. — Потому сердечными каплями его и пользовали… А тут вон как! Но точно вам говорю, господа, когда его сюда положили, он хоть и был чуточку синеватый, но уж никак не фиолетовый! Тем более, в крапинку…
— Теодор, — воззвал следователь, — что-то подсказывает мне…
— Что это по нашей части, — закончил доктор и раскрыл саквояж. — Сделайте милость, обождите в коридоре, здесь и без того тесно. К тому же ароматы будут далеко не сладостными.
— Тогда мы лучше пройдем в салон, — решил следователь. — Что толку стоять в коридоре? Ждем вас с нетерпением, Теодор!
В салоне только и разговоров было о внезапном помешательстве госпожи
— Интересно, что же скажет Теодор… — задумчиво произнес следователь, поглаживая бакенбарды. — Мне, признаться, не доводилось встречать подобного. Пол, а вам?
Тот молча покачал головой.
— У нас такого не бывало, — сказал, подумав, Вит-Тяй.
— Мы тоже не видали, — заверил Ян.
— А я, кажется, о чем-то подобном слышала, — задумчиво произнесла Каролина. — Еще когда работала по научной части. Но вот беда, не могу припомнить! Видно, случайно кто-то упомянул, вот я и позабыла…
— Не беда, — утешил Бессмертных. — Я уверен, Теодор… А! Вот и он!
Доктор ловко просочился между окруживших безутешную госпожу Полненьких дам, подсел к своей компании.
— Отравление? — спросил следователь.
— Именно, — кивнул Немертвых. — Довольно любопытное, я бы сказал. И яд не из распространенных. Если память мне не изменяет, делают его далеко на юге из вытяжки желез одной крохотной, но смертельно опасной рыбки, а также некоторых растительных добавок. Средство дорогое и, сами видели, приметное: покойники обыкновенно приобретают самый невообразимый колер.
— Ну конечно! — воскликнула госпожа Кисленьких. — Именно это я и пыталась вспомнить… У это рыбки еще такое название, что выговорить совершенно невозможно, как же ее… Быра?.. Бара?.. А как дальше…
— Дорогая Каролина, — успокоил ее Бессмертных, — это не столь принципиально. Теодор, а каким образом отравили несчастного? Подмешали яд в пищу?
— В те самые сердечные капли! — встрял Дэвид. — Мне этот фельдшер сразу показался подозрительным…
— Внутрь это средство можно принимать хоть галлонами, — усмехнулся доктор, — если, конечно, у вас нет хотя бы крохотной ссадинки на губе. Он смертелен при попадании в кровь, однако ранок на теле тапера я не обнаружил. Вернее, есть небольшие порезы — очевидно, брился неаккуратно, — но уже поджившие. Если бы он отравился тогда, то давно бы умер, ведь достаточно самой малой толики яда…
— А может быть… — начал Дубовны, но его снова сурово остановили:
— Никаких инопланетных шприцев с иглами мизерной толщины! Не думаю, Дэвид, что их заинтересовал бы какой-то тапёр… Нет! — снова перебил стажера следователь. — Я категорически протестую против версии, что убитый был главой венерианской резидентуры, а марсиане устранили конкурента!
— Откуда вы узнали, что я хотел сказать? — изумился Дэвид.
— Читаю мысли, — хмыкнул Руперт. «И кое-какие журналы, чтобы быть в курсе наиболее вероятного хода твоих рассуждений», — мог бы он добавить, но промолчал. — Итак, Теодор, каким тогда образом отравили тапёра? Наверняка у вас есть предположение, не так ли?