Веди свой плуг по костям мертвецов

Токарчук Ольга

Самый маленький домик, у сырой рощицы, недавно купила шумная семья из Вроцлава. У них двое толстых, избалованных детей-подростков и продуктовый магазин в районе Кшики. Дом они собирались перестроить и превратить в польское шляхетское имение – сделают колонны и крыльцо, а сзади будет бассейн. Так рассказывал мне отец семейства. Но начали они с того, что возвели вокруг бетонный забор. Они платили щедро и просили ежедневно заглядывать внутрь – проверять, не взломана ли дверь. Дом был старым, запущенным и, казалось, хотел, чтобы его оставили в покое, позволили дряхлеть, потихоньку продвигаясь в будущее. Но в этом году его ждала революция, уже привезены и выгружены перед воротами кучи песка. Ветер все время сдувал пленку, которой их накрыли,

и мне стоило немалых усилий снова ее натянуть. На участке имелся маленький родник, хозяева собирались сделать там рыбные пруды, установить гриль. Звались они Колодяжные. Я долго раздумывала, не дать ли им какое-нибудь другое, свое имя, однако потом пришла к выводу, что это один из двух известных мне случаев, когда фамилия Человеку подходит. Это действительно были люди из колодца – такие, которые упали в него давным-давно и теперь обустраиваются на дне, полагая, что колодец и есть мир.

Последний дом, у самой дороги, сдавался. Чаще всего там жили молодые супруги с детьми, которым хотелось провести выходные на природе. Иногда любовники. Случались и подозрительные субъекты, напивавшиеся вечером и всю Ночь оравшие пьяными голосами, а потом спавшие до полудня. Все они проскальзывали через наш Люфциг, словно тени. Люди на выходной. Однодневки. Маленький, безлико отремонтированный домик принадлежал самому богатому человеку в округе, имевшему недвижимость в каждой долине и на каждом плоскогорье. Фамилия этого типа была Нутряк – это как раз и был тот самый второй случай соответствия имени владельцу. Говорят, он приобрел этот дом ради участка земли, на котором тот стоит. Говорят, купил землю, чтобы потом устроить здесь каменоломню. Говорят, все Плоскогорье может превратиться в одну большую каменоломню. Говорят, мы живем на золотой жиле под названием гранит.

Мне приходилось прилагать немало усилий, чтобы ничего не упустить. А ведь еще мостик – стоит ли, не подмыло ли водой опоры, достроенные после последнего наводнения. И не прохудился ли он. Заканчивая обход, я еще раз оглядывала окрестности и, пожалуй, должна была бы чувствовать себя счастливой, что все это существует. Ведь этого могло бы просто не быть. Могла быть только трава – длинные пряди степной травы, исхлестанные ветром, и соцветия девясила. Такая картинка. Или вообще ничего – пустое место в космическом пространстве. Может, так оно было бы и лучше для всех.

Шагая во время своих обходов по полям и пустошам, я любила представлять себе, как все это будет выглядеть через миллионы лет. Сохранятся ли те же растения? А цвет неба, останется ли он таким же? Не сдвинутся ли тектонические плиты, не вспучится ли высокая горная гряда? А может, здесь образуется море, и под ленивое перекатывание волн исчезнет сам повод употреблять слово «место»? Несомненно одно – этих домов здесь не будет, мои усилия слишком скудны, малы, точно булавочная головка, собственно, как и моя жизнь. Вот о чем следовало бы помнить.

Дальше, если выйти за околицу, пейзаж менялся. Повсюду торчали восклицательные знаки, вонзенные в него острые иглы. Когда взгляд натыкался на них, у меня начинали дрожать веки; эти деревянные конструкции, установленные на полях, на межах, на опушке леса, царапали глаза. На Плоскогорье их было восемь, я это точно знала, потому что воевала с ними, словно Дон Кихот с ветряными мельницами. Их сбивали из бревен, крест-накрест, они сплошь состояли из крестов. Эти уродливые постройки стояли на четырех ногах, а сверху торчала деревянная будка с бойницами. Амвоны. Это название всегда меня удивляло и раздражало. Что проповедовали с этих амвонов? Какую весть провозглашали? Разве это не верх гордыни, не дьявольский замысел – назвать амвоном место, с которого убивают?

Я еще различаю их силуэты. Прищуриваюсь, и очертания размываются, исчезают. Я поступаю так только потому, что не в силах выдержать их присутствия рядом. Однако это правда, что кто желает, но не действует, – разводит Чуму. Так утверждал наш Блейк.

Стоя

так и глядя на амвоны, я могла в любой момент обернуться, чтобы аккуратно, словно волосок, подхватить потрепанную, шероховатую линию горизонта. Заглянуть за нее. Там лежит Чехия. Туда убегает Солнце, когда вдоволь насмотрится на все эти ужасы. Туда опускается на Ночь моя Дева. О да, Венера ночует в Чехии.

Вечера я проводила так: садилась на кухне за большой стол и занималась тем, что люблю больше всего. Вот мой большой кухонный стол, на нем компьютер, который привез мне Дэн и в котором я использую одну-единственную программу. Вот «Эфемериды», бумага для записей, несколько книг. Мюсли, которыми я лакомлюсь всухомятку во время работы, и чайник с черным чаем; другого я не пью.

Собственно говоря, я могла бы все вычислять вручную и, может, даже немного жалею, что не делаю этого. Но кто сейчас пользуется логарифмической линейкой?

Однако если бы когда-нибудь в будущем мне пришлось составлять Гороскоп, находясь в пустыне, без компьютера, без электричества и без всяких Орудий труда, я бы справилась. Мне бы потребовались только мои «Эфемериды», так что, спроси вдруг меня кто-нибудь (но, к сожалению, никто не спросит), какую книгу я взяла бы с собой на необитаемый остров, я бы ответила, что эту. «Эфемериды планет. 1920–2020».

Меня интересовало, можно ли распознать в человеческих гороскопах дату смерти. Смерть в Гороскопе. Как она выглядит. Как проявляется. Какие планеты играют роль Мойр? Здесь, внизу, в мире Уризена [3] , действует закон. От звездного неба до морали внутри нас. Это строгий закон, не знающий жалости и исключений. Если существует очередность Рождения, то почему не быть очередности Смерти?

3

Уризен – персонаж книги Уильяма Блейка «Книга Уризена», олицетворяющий в его мифологии несвободное сознание современной поэту действительности.

За все эти годы я собрала тысячу сорок две даты рождения и девятьсот девяносто девять дат смерти и продолжаю вести свои скромные исследования. Проект без евросоюзовских дотаций. Кухонный.

Я всегда считала, что Астрологию следует изучать на практике. Это серьезная наука, в значительной мере эмпирическая и не менее точная, чем, скажем, психология. Надо внимательно наблюдать за несколькими личностями из своего окружения и сопоставлять ситуации их жизни с расположением планет. Также следует проверять и анализировать одни и те же События, в которых участвуют разные люди. Очень быстро можно заметить, что схожие астрологические формулы описывают схожие происшествия. И тогда переживаешь озарение: о да, система существует, до нее рукой подать. Ее определяют звезды и планеты, а небо – шаблон, по которому создается узор нашей жизни. Если провести более тщательный анализ, здесь, на Земле, можно будет по самым незначительным деталям угадывать расположение планет на небе. Послеобеденная буря, письмо, которое почтальон сунул в дверную щель, перегоревшая лампочка в ванной. Ничто не ускользнет от этой системы. На меня это действует словно алкоголь или один из этих новых наркотиков, которые, в моем представлении, наполняют человека чистым восторгом.

Следует внимательно смотреть и слушать, сопоставлять факты. Видеть сходство там, где другие видят лишь различия, помнить, что некоторые события происходят на разных уровнях или, иначе говоря, многие происшествия являются аспектами одного и того же явления. И что мир – большая сеть, единое целое, и нет ничего, что существовало бы обособленно. Что каждый мельчайший фрагмент мира соединен с другими при помощи сложного Космоса взаимосвязей, непостижимых для обычных умов. Вот как это устроено. Наподобие японского автомобиля.