Ведьма без лицензии
Шрифт:
Ирвин кивает и приглашает меня в ожидающую нас коляску, хотя салон на соседней улице, быстрее пешком между домами проскользнуть. Двухэтажный дом с традиционной черепицей на крыше подмигивает витражами окон. Вход караулят мраморные статуи гривастых львов и, уже внутри, крупный мужчина с брезгливо выпяченными губами.
Охранник-билетёр?
— Синьорина, — начинает он.
Жене мэра явно не понравится столкнуться с незнакомкой в поношенной одежде, по мне видно, что к сливкам общества я не принадлежу.
—
Ещё один плюсик: Ирвин не стесняется показаться в обществе в компании серой моли.
Мужчина замолкает, возражать боевому магу он не смеет, и Ирвин увлекает меня в первый зал.
— Синьорина, вы решили наказать меня и наглядно показать, что значит оказаться чьим-то инструментом? — хмыкает он.
Глупо отрицать, что я использовала Ирвина как пропуск.
Я улыбаюсь:
— Что вы, сеньор, нет.
Ирвин недоверчиво прищуривается:
— Неужели?
— О, сеньор, я рассчитываю, что вы станете моим гидом. Я клятвенно обещаю уделять вам внимания не меньше, чем произведениям.
Мы останавливаемся перед первой картиной.
Глава 27
На полотне горный пейзаж. Зубья хребта в снегу, белая пелена сливается с похожими на драную вату облаками, и чёткость линий размывается. Понизу бежит ручей. Искусствовед на моём месте отметил бы техничность работы кистью или царящую на полотне холодную атмосферу, глубину метафоры, что-нибудь в том же духе. Я же вижу просто картинку, по реалистичности несравнимо уступающую фото.
— Вам скучно, синьорина, — Ирвин ни капли не сомневается.
— Пейзаж выполнен классически? — вворачиваю я умную фразу.
— Верно. Классика возвращается в моду. Вам интересен магический стиль? Тогда прошу в следующий зал.
Пейзажи сменяются… пейзажами.
На картине бриллиантовая роса мерцает на лепестках пиона, будто холст посыпали блёстками. Другая картина гораздо интереснее, на ней осенний лес постепенно обнажается, теряя рыжую листву. В самом конце зала портрет, изображённая на нём особа лукаво щурится, иногда её губы изгибваются в намёке на улыбку.
Если бы я видела нечто подобное впервые, я бы пришла в восторг, но для меня, привыкшей к компьютерной графике, в работах нет ничего необычного. Всего лишь анимация, причём весьма посредственная.
— Уходим? — предлагает Ирвин.
Я ещё не нашла того, за чем пришла. Начинаю думать, что и не найду. Ирвин прав, коллекция скудная.
— А третий зал?
— Туда отправляют неудачные работы, с которыми салон будет прощаться.
Я устремляюсь вперёд.
И словно на стеклянную стену налетаю:
— Не может быть!
— Реалистично, правда? — улыбается Ирвин.
То, что я вижу — смесь портрета и фотографии. Я, конечно, готова допустить, что художник мастер, но
— Магия?
— Да. Художница в основе использует иллюзии, насколько я знаю. Напоминает работу скульптора, отливающего по форме. Художница создаёт двойника человека, а затем переносит на холст.
— Потрясающе…
— Приземлённо и неприемлемо в настоящем искусстве, — раздаётся новый голос.
В зал входит расфуфыренная девица с бантом в причёски. Издали похоже на лопасти вертолёта. Девиа проходится по мне оценивающим взглядом и брезгливо поджимает губы, но при Ирвине оставляет своё мнение при себе. Точнее, укол весьма изящный — своим замечанием она выставляет меня неотёсанной деревенщиной.
— Запечатлеть мгновение для вечности, сохранить лицо таким, какое оно было в действительности, а не таким, какое примерещилось художнику. Мне кажется, в этом что-то есть.
— Синьорина, вы не в курсе? Исполнительница опозорилась, никто не закажет у неё портрет, — девица усмехается.
— Опозорилась?
Ирвин пожимает плечами. Вероятно, ему история не знакома.
Девица буквально скалится:
— Она опустилась до декораций.
— Что, простите?
— Высокое искусство не терпит мелочности, а она раскрашивала задники для новой оперы в нашем театре. Что она за художник, если может рисовать без вдохновения, а от начала и до конца рабочей смены? Ф-фи!
Эта девица хоть немного с мозгом дружит?
Я незаметно призываю телефон и, прикрывая его полой плаща, направляю на табличку под портретом, фотографирую.
— Вы абсолютно правы, синьорина. Простите, не знаю, как к вам обращаться. Любой, осквернивший высокое искусство бездуховным прагматизмом, должен быть изгнан с позором, кем бы он ни был: художником, певцом, поваром.
Ирвин хмыкает, давясь смешком.
Девица же понимает меня буквально:
— Да, именно! — горячо заверяет она.
Придётся разжевать:
— Если у повара нет вдохновения приготовить кулинарный шедевр, то завтрак следует отложить.
Выражение её лица меняется на нехорошее. Видимо, с пинка воображение заработало. Но мысль, увы, свернула куда-то не туда.
— Вы издеваетесь? — шипит она. — Вы! Вы хамка! Покиньте салон незамедлительно!
Хоть бы про Ирвина помнила… Вот уверена, что ему её визги как скрежет по стеклу. Золотая девочка слишком много о себе возомнила, а держать в уме несколько вещей сразу, видимо, не научилась. Впрочем, мне с ней за одним столом чай не пить.
— Ирвин, — оборачиваюсь я. — Кажется, нас выгоняют?
Девица захлопала глазами.
— Ничего не поделать, синьорина, — Ирвин легко улавливает моё намерение и включается в игру. — Нам придётся уйти.