Ведьма и зеркало

Пьянкова Карина Сергеевна

— Ну и решил этот Арцев, что ему по силам ведьме нервы потрепать, — продолжала мама, вытащив из морозилки котлеты, а потом как следует хлопнув дверкой. Все-таки помотал ей нервы бизнесмен этот. — Мол, загонит меня в угол — сговорчивей стану. Да только нет такого угла, чтобы туда можно меня, Анну Таволгину загнать. Да и не в первый раз.

На родительницу мою и прежде давить пробовали, тут она права. Ни разу не выходило добиться желаемого. Не стоит связываться с сильной ведьмой, если она уже и так дала отказ.

— А тут Арцев возьми — да и

преставься, чтоб ему в аду сковородку погорячей подобрали. И что ему в твоем районе делать — ума не приложу. Самая окраина города ведь, он в эти места и носа не казал, а тут умер аккурат под твоими окнами. В жизни не поверю, что тут дело чистое. Понадобилось кому-то, чтобы так случилось. Может, Левину надоело в правдолюба играть, может, еще кто сподобился, так сразу и не поймешь. Одно ясно, по тебе в первую голову должно было ударить.

Я согласно кивнула. И ведь действительно — как докажешь, что мне дела матери совсем были неизвестны, сама не спрашивала, она — не рассказывала. Так и жили не первый год.

— А ты, как назло, бежать ринулась, дуреха, — снова проворчала мама. — Мне Костик уже рассказал, что Левину ночью побуянить в голову пришло. Ну так и что? Покричал бы немного, попугал — и успокоился. Ну, даже и пожила бы у Янки своей пару недель, ничего бы не случилось ни с ней, ни с тобой. А к тому времени все бы уже и разрешилось. Без доказательств тебя все равно бы никто не тронул. Но ты теперь сама дала Левину доказательство, пусть даже и косвенное.

Понурившись, я кивнула. Ведь и правда дала доказательство. Кто бежит быстрей всего? Преступник. Вот и выгляжу в глазах надзирающего инспектора как самая настоящая преступница. Попробуй, переубеди.

ГЛАВА 4

Папа вернулся ближе к вечеру и первым делом обнял любимую дочурку, причитая, что я бледненькая. И, конечно же, худая как щепка. Вечно он с бабушкой меня откормить пытался, чтобы была как мама. Она у нас не толстая, но в нужных местах всегда было, за что подержаться. Настоящая русская женщина, что еще сказать. А я в нее только ростом пошла.

— Что там Ковен? — первым делом спросила мама, накрывая на стол. — Инспекция еще жалобы никакой не прислала?

Папа флегматично пожал плечами и почесал подбородок.

— Да кто пришлет-то? Левин? Так ему веры все равно ни у кого нет после той истории. Пока доказательств неопровержимых не найдет, никакой жалобы не будет. Тут волноваться не о чем.

Отец у меня умудрялся сохранять спокойствие, чтобы вокруг ни происходило, и всю жизнь мне казалось, что именно в этом его свойстве и заключался секрет их с мамой удачного брака.

— Единственную дочь едва Инспекция не загребла, а ему все равно, — возмутилась мама, хлопая перед ним на стол тарелку с котлетой и картошкой так, что подлива с нее брызнула во все стороны. И прямиком на любимую мамину скатерть.

Я на всякий случай тут же втянула голову в плечи, пытаясь стать как можно меньше. Вот за жирные пятна запросто могли все пострадать без разбора.

— Ну

так не загребла же? — с видом совершенно философским пожал плечами папа. — Вот сидит, живая и здоровая, так чего же переживать сейчас?

Мать закатила глаза и принялась бормотать под нос что-то гарантированно нелестное в папин адрес. Она всегда пыталась добиться от отца хоть какой-то бурной реакции и каждый раз терпела поражение, из-за чего ужасно злилась.

— Как только выйти я могла за такого бессердечного человека? — причитала мама, продолжая накрывать на стол. — Где только глаза мои были? Всю ведь породу испортил. Вот и дочь вся в тебя, такая же рыба снулая. Если бы Сонька в меня удалась, все бы иначе вышло.

Разговор этот заводился всю мою жизнь с завидной регулярностью, погружая всю семью разом в уныние.

— Я бы не пережил тебя в двойном объеме, родная, — вздохнул отец и поспешно принялся есть, чтобы хоть как-то прекратить неприятную беседу.

Сразу после окончания припозднившегося обеда я почувствовала себя плохо и решила лечь поспать. Обычно после пары часов отдыха всегда становилось легче. Мама принялась ворчать что-то про "нельзя ложиться на закате", но я чувствовала себя настолько разбитой, что и слушать ничего не стала. Казалось, даже сидя могу задремать.

Устроившись в своей старой комнате, я расстелила постель, надела домашнее платье и закрыла глаза, разом упав в сон как бездонную пропасть. Обычно ворочалась едва не вечность, но тут…

А во сне я снова сидела между двумя зеркалами и с жадной надеждой вглядывалась в приближающуюся фигуру моего суженого. И, кажется, вот-вот мне удастся увидеть его лицо, всего пара секунд…

Но нет, тьма словно бы еще больше сгустилась, и только голос раздался совсем рядом, тихий мужской голос, который ядом втекал в уши, заставлял быстрей биться сердце.

— Скоро. Жди.

Сон не дал привычного успокоения, да и от головной боли тоже не избавил. Утром я поднялась с отвратительным ощущением, будто кто-то невидимый изо всех сил сдавливает мой череп, который может треснуть в любой момент как перезрелый арбуз. Я умылась холодной водой, выпила чая покрепче, когда ни то, ни другое не помогло, смирилась с тем, что все-таки придется выпить обезболивающего.

Ведьмы обычно брезговали дарами фармакологии, она притупляла чувства, ослабляла наши связи с силами, которыми мы управляем… Но когда кажется, что вот-вот богу душу отдашь из-за обычной мигрени, на что угодно пойдешь.

Шесть утра. Сумерки еще. В доме напротив горят редкие окна: жители Центрального района могут позволить себе поспать подольше, им не приходится так мучиться из-за пробок. Метро, пусть даже совсем маленькое, практически игрушечное, всего-то пара линий, все равно выручало. Мама тоже не думала подниматься, она обычно просыпается где-то в семь утра. Если поднять раньше — день не задастся у всех разом, возможно, даже в масштабах города.