Ведьма из Марьино
Шрифт:
Эту ведьму из Марьино люди часто рекомендовали друг другу, рассказывали, советы ее помогают. Вот только никто не признавался, что именно ему сказала ведьма. Самый внятный ответ был: «Звучит, как безумие».
Сначала гости видели ведьму не очень хорошо: она отвернулась от них, и разглядеть можно было вялое ухо женщины лет восьмидесяти, цветастый халат, баранки скатанных до щиколоток чулок на красно-синих слоновьих ногах, красные бархатные тапки.
«Похожа чем-то на Матрону Московскую», – подумала Юлия Дмитриевна.
Ведьма немного развернулась и уставилась в экран
«Она в отражении нас видит», – подумал Андрей и поднес к губам пустую чашку.
Гости смотрели на профиль хозяйки: что-то в нем было странное.
Алексей, единственный выпивший пойло, громко икнул и тихо извинился.
Ведьма повернула лицо на звук, и причина странности стала очевидной: неумелая детская рука нанесла на лицо старухи яркий кукольный макияж. Губы свисали увядшей свеклой. Кривые румянцы, обсыпавшиеся дешевые тушь и синие тени. Еще и волосы надо лбом были собраны двумя яркими заколками с бабочками.
Но в целом было неясно: измывалась девчонка или хотела, как лучше. Удивляло, что бабушка это позволила. Но, возможно, она невменяемая, и то, что говорит, действительно – безумие? Примерно так и подумали все трое, но поздоровались еще раз, раз уж хозяйка посмотрела на них.
Ведьма на второе приветствие, как и на первое, не ответила и снова вперила взгляд в выключенный телевизор.
То, что молчание может быть очень долгим, гости были осведомлены. Они никуда не спешили. Жизнь привела их сюда – и это было лучше, чем самоубийство или сумасшедший дом.
Они сидели на неудобных табуретках минут сорок. Девочка однажды прошла в туалет и вернулась за шкаф, словно не заметив при этом гостей.
Юлия Дмитриевна по привычке погрузилась в себя, легла на дно горя и замерла.
Алексей был бы рад проявить терпение, но странное пойло скрутило живот, и Алексей немного подстанывал в ожидании позывов одного или другого свойства.
Андрей нырнул в телефон и даже посмеивался чему-то своему.
Наконец, Алексей заметил, что ведьма уже не неподвижна, – стала очень медленно, но постепенно все сильнее раскачиваться. Он тронул за запястье Андрея и тот с любопытством воззрился на старуху.
Качаясь из стороны в сторону, словно кто-то невидимый тряс ее за плечи, ведьма начала издавать звуки, похожие на отрыжку, рыгание и бурчание в животе. Это не было страшно, как в фильме ужасов. Это было физиологически отвратительно, хотелось позвать к тяжело больной женщине врача.
Скорее с изумлением, чем со страхом, Алексей почувствовал, что и его кишечник активизировался и живо забурчал в какой-то гармонии с животом ведьмы. В нем что-то ревело, как живое. Андрей это тоже заметил и с хитреньким выражением лица тайком включил диктофон в «Самсунге». Юлия Дмитриевна оставалась безучастна.
Сложилось впечатление, что животы ведьмы и Алексея переговариваются. Они интонировали, один словно спрашивал, другой отвечал. Иногда казалось, что можно даже и слова какие-то разобрать, но это, скорее всего, была иллюзия.
– Сеанс чревовещания! И кишка с кишкою говорит! – не выдержал Андрей.
Он, наверное, что-то испортил, потому что старуха
Алексей же вскочил, уронив табуретку, выбежал в санузел.
Его вырвало красной желчью, в которой плавали ошметки черной шерсти. Он выловил несколько шерстинок и завернул в носовой платок. Подумал: «Не поскуплюсь на анализ ДНК, что это за хрень».
Когда он вернулся, ведьма, тяжело дыша, слабым изможденным голосом произнесла:
– Поговорила я с покойниками. Только один из вас мне в этом помог. Спасибо, Алеша…
«Конечно, знает мое имя, я же по записи», – успокоил себя Алексей.
– Алеш, – продолжала ведьма. – Динка, жена твоя, в коме в больнице. Змея ее укусила в Греции. Хотят отключать от аппарата. Можно ее вернуть. Как – передаст тебе одна покойница, разузнает все, и передаст. Она свеженькая еще, не знает ничего. Приходи к ней на свидание в крематорий на Хованском кладбище в воскресенье к двенадцати дня, ритуальный зал номер три. Цветы возьми, легче будет пообщаться. Она лилии любит. Белые… Теперь Юля, ты.
Юлия Дмитриевна вскочила и бросилась к старухе.
– Сиди-сиди. Не подходи близко, мне от духу вашего тяжело.
Женщина застыла на мгновение, но нашлась, схватила табурет и поставила его ближе к дивану ведьмы, села, вонзила в нее взгляд, словно собиралась выслушать приговор.
– Дочка твоя Настя уже год как пропала без вести. Хочешь ты узнать, нет ли ее среди мертвых и нельзя ли найти ее. Трудно искать, особенно когда точно неизвестно. Но взялся один покойничек. Зовут его Василий Ве Кузнецов, умер в 1936 году. Ваганьковское кладбище, четырнадцатый участок. Найди его и усынови.
Юлия Дмитриевна крупно вздрогнула.
– Ухаживай за его могилкой как за могилкой родного сына, а то за его могилкой никто никогда не ухаживал. Оплачь его, как родного, землицу над гробиком его целуй, крестик украшай. В лучшем виде могилку содержи. А Васечка за то тебе искать Настю будет. Найдет – скажет.
Ведьма ненадолго взяла паузу, и Юлия Дмитриевна воспользовалась ею, чтобы достать из сумки еще две пятитысячные и положить под блюдце.
Алексей тоже полез в бумажник.
Андрей сел поудобнее, расставив колени, вопросительно посмотрел на старуху и приготовился вновь включить диктофон.
Передохнув, ведьма продолжила:
– А ты, Андрюша, хочешь с другом своим погибшим Вадей встретиться и коды сейфов, пароли от компьютеров и телефонов у него узнать, чтобы весь бизнес его забрать себе. Если он тебе скажет, конечно.
Трудно встречу такую устроить, Вадька-то твой – непогребенный. Так что ты на стол больше всех положи. А ты, Леш, меньше всех клади, ты мне помогал.
– Так что Вадька-то? – поддержал ведьму Андрей, сам он Вадима никогда так не называл.
– Вызывать будешь Вадю. Тебя не просто так кот расцарапал, это зов был. Ты из этой царапины кровь свою прольешь над жертвенной ямой, которую выроешь в полночь на перекрестке. Одна из четырех дорог должна вести к кладбищу, другая к месту убийства, третья к тюрьме, а четвертая к сумасшедшему дому.