Ведьма по имени Ева
Шрифт:
– Антон, – представился он.
«Знаю», – лениво прошелестело в голове Евы.
Но вслух только назвала свое имя.
– Ева.
– Скажите, Ева, как вам, такой хрупкой и нежной девушке, удалось прогнать этих грабителей? Вы спасли мой кошелек.
«Я спасла твою жизнь, болван… – Ева еле удержалась, чтобы не окинуть его презрительным взглядом. – Впрочем, какая разница?».
Он смотрел на нее своими болотными глазами, и Ева чувствовала их очарование. Почему-то эта болотная гадость вызывала странное манящее чувство, обволакивающее, как легкая
– Да я и сама испугалась, – взволнованно улыбнувшись, ответила Ева. – Наверное, они побоялись, что я подниму крик, а кто-нибудь из жителей района услышит и позвонит в полицию.
– Наверное, – повторил он, задумчиво разглядывая ее. – А мы с вами нигде раньше не встречались?
Ева глубоко заглянула в болотные глаза и почувствовала некоторое превосходство над ним. Нет, он и близко не узнал ее. А этот вопрос… банальный, примитивный, даже пошлый. Но главное – подлый. «Мы с вами нигде раньше не встречались?» Конечно нет – вы никогда не встречались. Но, может быть, в другой жизни… Может быть, вы чувствовали друг друга на расстоянии… А теперь встретились, и кажется, что встреча была предопределена. После такого вопроса появляется странное, беспричинное чувство доверия. А доверие – это опасное чувство.
Но для него это был просто вопрос. Он где-то слышал его в подобной ситуации. И задал. Без всякого умысла.
– Нет, не думаю, – покачала головой Ева.
Он пожал плечами, словно другого ответа и не ожидал.
– Как мне вас отблагодарить? – спросил он, глядя на нее почти влюбленными глазами.
Влюбленными они были не потому, что он действительно влюбился в Еву, а потому, что очень хотел показаться ей очаровательным, продолжить знакомство.
Что ж, в конечном итоге, именно это от него и требовалось.
– Ева, – очарованно прошептал он, по-прежнему улыбаясь. – У вас необыкновенно красивое имя…
Ева вставила ключ в замок, провернула его, толкнула дверь своего номера и уже хотела войти, как отворилась соседняя дверь – комнаты под номером двенадцать. Тихий голос, мелодичный и кроткий, произнес:
Очарование нас ловит в сети –
Мы поддаемся на обман.
Жестокие сердца фортуна метит
Небесной красотой, ввергающей в дурман.
В дверях двенадцатого номера стоял парень лет двадцати. Любой посторонний человек, не задумываясь, назвал бы его странным. Внешность у него была миловидная. Какая-то даже беззащитность и невинность наблюдались в тонких чертах его лица: в бледно-голубых глазах, в опущенных уголках губ, в светлых волосах, коротко подстриженных и слегка взъерошенных. В одной руке у него было длинное черное перо, а в другой – потрепанная записная книжка в кожаном переплете. Ева часто видела, как он открывал свою кожаную книжечку, держа в руке перо, но никогда не видела, чтобы он что-то в ней писал.
– О ком твои стихи, Пилигрим?
– Они ни о ком. Они о красоте, которая тянет человека в пропасть.
– Разве красота – это зло?
– Красота – это лишь инструмент. В добрых руках она несет добро. В злых – зло. Что он сказал тебе напоследок? – Теперь была его очередь спрашивать.
– Сказал, что у меня красивое имя – Ева.
– Он прав. А как тебя звали прежде?
– Это не имеет значения. Я родилась заново и забыла прежнюю жизнь.
– Ты родилась лишь однажды и у тебя есть только одна жизнь.
– Тогда так: я провела между прошлым и сегодняшним жирную черту. И все, что за чертой, там, в прошлом, я залила черной краской. Теперь там не прочесть ни единой буквы. Скажи, Пилигрим, ты специально поселился в двенадцатом номере, потому что он рядом с моим – тринадцатым? – Она переняла эстафету задавать вопросы.
– Нет. Просто иначе не могло быть.
– Что это значит?
– Цифры тринадцать и двенадцать рядом. Так же как ты не могла поселиться в другом номере, кроме тринадцатого, так же и я не мог остановиться не в двенадцатом.
– Двенадцать твое любимое число? Оно приносит тебе удачу?
– Нет. Оно охраняет меня от зла.
– Каким образом?
– Перекрестись двенадцать раз и зло не тронет тебя.
– Наверное, тебе часто приходится креститься. Ведь зло так близко. В соседнем номере.
– Ты не зло.
– Ты прав. Я не зло. Я просто впустила его в себя, и теперь оно живет у меня внутри.
– Ты не жалеешь?
– Нет. Ты забыл: мне нужны были длинные руки, чтобы дотянуться до счастья.
Ева вспомнила свою улыбку, после которой Антон попал в ее сети. Она оценивающим взглядом окинула своего соседа и… улыбнулась улыбкой ведьмы.
Пилигрим поморщился, как будто ему стало больно, и отвел глаза.
– Это пройдет, – мягко сказала Ева. – Нужно только воспользоваться числом двенадцать. Спокойной ночи…
Бра источало тусклый желтый свет, который, как мелкая пыль, рассеивался по комнате. Ева любила сидеть при таком свете. Полумрак. Полусвет. Означает одно и то же, но с одной стороны – наполовину свет, а с другой – наполовину мрак. Свет был в стороне, а она сидела во мраке, удобно при этом растянувшись в кресле.
Она подумала о Пилигриме в соседнем номере. С тех пор, как она стала ведьмой, он всегда был рядом. Появился однажды неизвестно откуда и теперь всюду следовал за ней. Он многое о ней знал, но она не обращала на это внимания. Что бы она ни делала, он никогда не мешал ей. Только иногда задавал вопросы. Или читал стихи. Она не могла понять его цели: он не охранял ее, не следил за ней, не напрашивался в помощники и, наоборот, не пытался разрушить ее планы. Да, он не мешал ей, и она не делала попыток избавиться от него. Но отчего-то ей казалось, что если бы она попыталась его прогнать – он бы не ушел. У нее было такое чувство, что прогнать его не в ее власти.