Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз
Шрифт:
Эльфаба зачарованно слушала Слониху.
— Но иногда спасение бывает хуже смерти, — сказала княгиня.
Эльфаба кивнула и на мгновение отвернулась.
— Я дам тебе в спутницы трех ворон, — продолжила Настойя. — Будешь ведьмой. В новом облике проще скрываться.
Она что-то сказала мрачным птицам, и три из них подлетели и уселись поблизости от Эльфабы.
— Ведьмой? — переспросила Эльфаба, представляя, чтобы на это сказал отец. — От кого мне скрываться?
— У нас общий враг, — ответила княгиня. — Понадобится моя помощь, пошли ворон — и если я буду жива, то
— Но почему?
— Потому что сколько от мира ни хоронись, по твоему лицу все видно, — сказала Слониха.
Сколько лет прошло с тех пор, как Эльфаба в последний раз говорила со Зверями? Больше десяти, наверное. Теперь ей не терпелось наверстать упущенное. Она спросила княгиню, кто ее заколдовал, но та не захотела называть имени, отчасти из предусмотрительности, потому что смерть волшебника иногда прекращает действие заклинаний. Для нее же человеческое тело было и проклятием, и благословением.
— Но разве это жизнь — в чужом теле? — спросила Эльфаба.
— Душа-то не меняется. Если, конечно, сама не пожелаешь.
— Нет у меня души.
— Кто-то ведь приказал пчелам убить повара, — сказала Слониха, насмешливо блеснув глазами.
Эльфаба почувствовала, как краска отливает от лица.
— Это не я! Я бы не смогла! Откуда вы вообще это знаете?
— Ты, ты. Как-то у тебя это получилось. Я ведь тоже слышу пчел. Слух у меня пока острый.
— Позвольте тогда остаться здесь, с вами, — взмолилась Эльфаба. — Жизнь была ко мне так жестока. Если вы чуете во мне то, о чем я сама не подозреваю — и чего не видела даже мать-настоятельница, — вы могли бы помочь мне не причинить больше зла в этом мире. Другого я и не прошу. Лишь бы не наслать новых бед.
— Ты сама призналась, что у тебя еще есть работа, — сказала княгиня и провела хоботом по лицу Эльфабы, словно на ощупь проверяя правду. — Ступай же и выполни ее.
— А потом? Я смогу вернуться?
Княгиня не отвечала. Она погрузилась в раздумья. Все-таки она была очень стара даже для Слонихи. Она мерно, как маятником, покачивала хоботом, потом подняла его и опустила Эльфабе на плечо.
— Послушай меня, сестра, — сказала она. — И хорошенько запомни. Ничья судьба не записана на небесах — ни на этих, ни на других. Никто не руководит твоей жизнью, кроме тебя самой.
От удивления Эльфаба даже не нашлась, что ответить. Она отступила, когда Слониха подняла хобот, и плохо помнила, что было дальше.
А дальше был обратный путь через играющую ночными цветами траву — завораживающий и грустный. Но несмотря на грусть, была в этой ночи какая-то благодать, которую, как и столько всего другого, так давно не испытывала Эльфаба.
4
Оставив лагерь скроулян и княгиню Настойю позади, караван продолжил движение на север, описывая дугу вокруг Великих Кельских гор.
Иго умер, и его похоронили на песчаном холме. «Да обретет твоя душа свободу», — напутствовала его Эльфаба на похоронной церемонии.
Позже проводник признался, что скроуляне
С воронами пришлось нелегко: они гадили в фургоне, досаждали пчелам, дразнили Килиджоя. Марранскую невесту Рарайни на очередной остановке у колодца забрал ее будущий муж — пожилой беззубый винк с шестью осиротевшими детьми, которые выглядывали из-за него, как утята из-за дворняги. В караване осталось десять человек.
— Въезжаем на арджиканскую территорию, — объявил проводник.
Через несколько дней встретились и первые арджиканцы. Это были простые пастухи, гнавшие овец с западного подножия Великих Кельских гор на восток для переписи и, видимо, продажи. Ни у кого из них не было таких восхитительных татуировок, как у Фьеро, — но все равно их дикая красота и знакомая странность как ножом резанули Эльфабу по сердцу. «Вот какое наказание ждет меня на смертном одре», — подумала она.
Караван сократился до двух фургонов. В одном ехали проводник, Отси, Лир, Колючка и механик-гилликинец по имени Коуп. Во втором — Эльфаба, пчелы, вороны и Килиджой. Похоже, ее всерьез считали ведьмой и старались держаться подальше. Хорошее же прикрытие придумала ей Слониха!
До Киамо-Ко оставалась всего неделя пути.
Караван повернул на восток, на серые горные тропы. Приближалась зима, но снег, на счастье путников, еще не выпал. Отси собиралась переждать зиму возле Киамо-Ко, а как сойдет снег, продолжить путь на север и через Угабу и Пертские холмы вернуться в Страйу рудокопов, а дальше — в Изумрудный город.
Эльфаба подумывала было послать с Отси письмо Глинде — если, конечно, та все еще живет в Пергских холмах, — но потом так и не решилась.
— Завтра, — сказала Отси, — мы прибываем в Киамо-Ко. В горную крепость правящих арджиканцев. Ты готова, сестра Эльфаба?
Бывшей монахине не понравился ее веселый тон.
— Я больше не сестра, я ведьма, — сказала она и попыталась направить на Отси ядовитую мысль, но та была, видать, сильнее характером, чем повар. Провожатая только усмехнулась и отошла.
Караван остановился на берегу маленького горного озера. Путники умывались, фыркая от ледяной свежести. Эльфаба равнодушно посматривала со стороны. Ее больше заинтересовал островок посреди водной глади — крохотный, с одним голым деревцем, выглядевшим как драный зонтик.
Что-то пошевелилось на этом островке. Прежде чем Эльфаба успела приглядеться — а темнело в эту пору рано, особенно в горах, — Килиджой, привлеченный движением или необычным запахом, бултыхнулся в воду и поплыл к острову. Там он уткнулся мордой в траву и своими страшными волчьими зубами поднял за голову какого-то зверька.