Ведьмак (большой сборник)
Шрифт:
— Шъееназ! — ответил он, махнув рукой.
Сирена подплыла к камням, встала вертикально в пенящейся глуби, обеими руками откинула волосы на спину, демонстрируя при этом торс со всеми его прелестями. Геральт кинул взгляд на Эсси. Девушка слегка зарумянилась и с сожалением и смущением на мгновение кинула взгляд на собственные выпуклости, едва обозначенные под платьицем.
— Где мой? — пропела Шъееназ, подплывая ближе. — Он должен был ждать.
— Ждал три часа и ушел.
— Ушел? — высокой трелью удивилась сирена. — Не стал ждать? Не выдержал каких–то несчастных
— Это не моя любимая. Мы едва знакомы.
— Да? — удивилась Шъееназ. — А жаль. Вы подходите друг другу, прекрасно смотритесь рядом. Кто она?
— Я Эсси Давен, поэтесса, — пропела Глазок с акцентом и мелодичностью, по сравнению с которыми голос ведьмака звучал как воронье карканье. — Приятно познакомиться, Шъееназ.
Сирена шлепнула ладонями по воде, звучно рассмеялась.
— Как хорошо! Ты знаешь нашу речь! Даю слово, вы поражаете меня, люди. Воистину, нас разделяет вовсе не так много, как утверждают некоторые.
Ведьмак был удивлен не меньше сирены, хоть и мог предполагать, что образованная и начитанная Эсси лучше его знает Старшую Речь, язык эльфов, певучую версию которого использовали сирены, водороски и нереиды. Ему должно было быть ясно также и то, что певучесть и сложная мелодика речи сирен, осложнявшие ему общение, Глазку его только облегчали.
— Шъееназ! — воскликнул он. — Кое–что нас все–таки разделяет, и порой этим оказывается пролитая кровь! Кто… кто убил ловцов жемчуга там, у двух скал? Скажи!
Сирена нырнула, взбурлив воду. Через секунду снова выскочила на поверхность, а ее красивое личико съежилось в противной гримасе.
— Не смейте! — пронзительно крикнула она. — Не смейте приближаться к Ступеням! Это не для вас! Не ссорьтесь с ними! Это не для вас!
— Что? Что не для нас?
— Не для вас! — воскликнула Шъееназ, бросаясь всем телом на волны.
Высоко взметнулись брызги. Еще мгновение был виден ее хвост, раздвоенный узкий плавник, бьющий по волнам. Потом она скрылась в глубине.
Глазок поправила волосы, взвихренные ветром. Она стояла молча, наклонив голову.
— Не знал, что ты так хорошо владеешь Старшей Речью, Эсси.
— И не мог знать, — ответила она с горечью в голосе. — Ведь… ведь мы едва знакомы.
— Геральт, — сказал Лютик, осматриваясь и принюхиваясь, будто гончий пес. — Тут жутко воняет, не считаешь?
— Как сказать. — Ведьмак потянул носом. — Я бывал в таких местах, где воняет еще хуже. Тут — всего–навсего запах моря.
Бард отвернулся и сплюнул меж камней. Вода булькала в каменных распадах, пенясь и шумя, приоткрывая промытые волнами, заполненные галькой расселины.
— Глянь, как все здорово высохло. Куда подевалась вода? Что они такое, эти отливы и приливы? Никогда не задумывался?
— У меня были другие заботы.
— Думаю, — Лютик слегка вздрогнул, — там, в глубине, на самом дне чертова океана, сидит преогромнейшее чудище, толстая
— Думаю, что ты глуп. Йеннифэр когда–то сказала, что приливы и отливы вызваны Луной.
Лютик захохотал.
— Какая ерундистика! Что общего у Луны с морем? На Луну только собаки воют. Купила тебя, Геральт, твоя врушка, посмеялась над тобой. Насколько мне известно, не в первый раз.
Ведьмак не ответил. Он смотрел на блестевшие от воды камни в проточинах, открывшихся при отливе. В них все время вздымалась пена, но похоже было, что пройти удастся.
— Ну что ж, за дело, — сказал он, встал и поправил на спине меч. — Дольше ждать нельзя, можем не успеть до начала прилива. Ты по–прежнему настаиваешь на том, чтобы идти со мной?
— Да. Темы для баллад — не шишки, их под елками не собирают. Кроме того, у Куколки завтра день рождения.
— Не улавливаю связи.
— А жаль. У нас, нормальных людей, принято делать друг другу подарки по случаю дня рождения. На покупки у меня не хватит финансов. Найду что–нибудь на дне морском.
— Селедку? Каракатицу?
— Дурной! Янтарь, может, морского конька или красивую раковину. Ведь важен символ, доказательство памяти и симпатии. Я люблю Глазок, хочу доставить ей радость. Не понимаешь? Так я и думал. Пошли. Ты — первый, потому как там может сидеть какое–нибудь чудо.
— Ладно. — Ведьмак спустился с обрыва на осклизлые, покрытые водорослями камни. — Пойду первым, чтобы в случае чего защитить тебя. В доказательство памяти и симпатии. Только запомни: как я крикну, хватай ноги в руки и чтоб не путался у меня под мечом. Мы идем не морских коньков собирать. Идем расправляться с чудовищем, которое мордует людей.
Они двинулись вниз, в трещины освободившегося от воды дна, местами по колено в воде, все еще кипевшей в каменных ущельях. Увязали в мульдах, выстланных песком и морскими водорослями. Ко всему прочему начался дождь, так что вскоре они промокли до нитки. Лютик то и дело останавливался, ковырял палочкой в гальке и клубках водорослей.
— Взгляни, Геральт, рыбка. Вся красная, черт меня возьми. А это? О, маленький угорь. А это? Это что такое? Похоже на огромную прозрачную блоху. А это… О Господи! Гера–а–альт!
Ведьмак резко обернулся, держа руку на мече.
Это был человеческий череп, белый, отполированный о камни, заклинившийся в скальной расселине и забитый песком. И не только песком. Лютик, увидев извивающегося в глазнице многощетинкового червя, затрясся и издал очень неприятный звук. Ведьмак пожал плечами, направляясь в сторону освободившейся от воды каменной равнины, к зубчатым рифам, именуемым Драконьими Клыками и сейчас напоминающим горы. Шел осторожно. Дно было усеяно голотуриями, раковинами, кустиками водорослей. В лужах и впадинах раскачивались огромные медузы и метались змеехвостки. Маленькие пестрые крабы удирали от них, двигаясь бочком, перебирая ножками.