Ведьмак. Владычица Озера
Шрифт:
Она снова сощурилась, все еще держа нож и вилку в рабочем положении.
– Список длинный. И мне не хочется утомлять себя подробностями. Замечу лишь, что достаточно высоко в нем стоят мужчины, которые ради любимой женщины готовы идти на край света, бесстрашные, рисковые, пренебрегающие опасностями. И не сдающиеся, даже если кажется, что шансов на успех уже нет.
– А остальные пункты списка? – не выдержал он. – Другие мужчины, которые в твоем вкусе? Тоже психи?
– А что есть истинная мужественность, – она кокетливо наклонила голову, – если не смешанные в нужной пропорции класс и
– Дамы и господа, бароны и рыцари! – громко воскликнул камергер ле Гофф, отрываясь от стула и обеими руками поднимая гигантский кубок. – В данных циркумстанциях я позволю себе произнести тост: за здравие сиятельнейшей княгини Анны-Генриетты!
– Здоровья и счастья!
– Урррра!
– Да здравствует! Виват!
– А теперь, дамы и господа, – камергер поставил кубок, торжественно кивнул лакеям, – теперь… Magna Bestia [19] .
На подносе, который четверо прислужников вынуждены были нести на чем-то вроде лектики, въехала в залу гигантская зажаренная туша, наполнив помещение изумительным ароматом.
19
Великий Зверь (лат.).
– Magna Bestia! – грохнули хором пиршествующие. – Урррра!
– Что еще, черт побери, за бестия? – забеспокоилась Ангулема. – Не стану я есть, пока не дознаюсь, что это такое.
– Лось, – пояснил Геральт. – Целиком зажаренный лось.
– И не какой-нибудь там лосишко, – проговорила Мильва, откашлявшись. – В быке было цетнаров семь.
– Сохатый. Семь цетнаров и сорок пять фунтов [20] , – хрипло проговорил сидящий рядом с ней молчаливый барон. Это были первые слова, произнесенные им с начала пиршества.
20
Цетнар (центнар) – в средневековой Европе от 40,5 до 64,8 кг. Фунт – от 400 до 560 г.
Может, и стало бы это началом разговора, но лучница покраснела, уткнулась взглядом в скатерть и снова принялась крошить хлеб.
– Уж не вы ли, барон, – спросил Геральт, которого за живое задели слова Фрингильи, – уложили эту громадину?
– Не я, – возразил молчун. – Мой племянник. Отличный стрелок. Но это мужская тема, я бы так сказал… Прошу прощения. К чему утомлять дам?
– А из какого лука? – спросила Мильва, все еще уставившись в скатерть. – Наверняка не слабее, чем из семидесятки.
– Ламинат. Слоями тис, ясень, акация, склеенные жилами, – медленно ответил барон, заметно удивленный. – Двойной гнутый зефар. Семьдесят пять фунтов силы.
– А натяжение?
– Двадцать девять дюймов. – Барон говорил все медленнее, казалось, он выплевывает отдельные слова.
– Действительно, махина, – спокойно сказала Мильва. – Из такого положишь олененка даже за сто шагов. Если стрелок действительно хороший.
– Я, – кашлянул барон, словно немного обиженный, – с четверти сотни шагов попадаю, я бы сказал, в фазана.
– С двадцати-то пяти, – Мильва
Барон, опешив, откашлялся, быстро подставил лучнице еду и напиток.
– Добрый лук, – пробормотал он, – половина успеха. Но не менее важно качество, я бы сказал, стрелы. А также, видишь ли, милсдарыня, по моему мнению, стрела…
– За здоровье ее сиятельства Анны-Генриетты! За здоровье виконта Юлиана де Леттенхофа!
– За здравие! Виват!
– …а она послала его к черту, – завершила очередной нехороший анекдот Ангулема. Юные рыцари зашлись не менее дурашливым хохотом.
Баронесски Келина и Ника слушали Кагыра с открытыми ртами, пылающими очами и горящими огнем щеками. У верхнего стола рассуждениям Региса внимала вся высшая аристократия. До Геральта – даже при его ведьмачьем слухе – доходили сквозь гул лишь отдельные слова, однако он сообразил, что речь идет об упырях, ведьмах, суккубах и вампирах. Регис размахивал серебряной вилкой и доказывал, что наилучшим противоядием «супротив вампиров» является серебро, золотой песок, наилегчайшие прикосновения к коим для вампира абсолютно и несомненно убийственны. «А чеснок?» – выспрашивали дамы. «Чеснок тоже хорошо действует, – соглашался Регис, – но малоприятен в общении, поскольку страшно смердит».
Тихо поигрывала на гуслях и дудках капелла на галерейке, похвалялись своим искусством акробаты, жонглеры и огнеглотатели. Утомленный шут пытался смешить, но где уж ему было до Ангулемы. Потом появился медвежатник с медведем, а медведь к общей потехе испугался и наклал кучу на полу. Ангулема погрустнела и слегка угасла – с такими конкурентами ей трудно было тягаться.
Остроносая княгиня неожиданно жутко разгневалась. Из-за какого-то случайно брошенного слова кто-то из баронов впал в немилость и под эскортом стражей и лично маршала двора был препровожден в башню. Впрочем, мало кого – кроме самого барона – взволновал этот инцидент.
– Слишком быстро-то ты отсюда не выедешь, маловерный, – проговорила Фрингилья Виго, покачивая кубок. – Хоть с радостью выехал бы прямо сейчас, ничего из этого не получится.
– Снова прошу: не читай у меня в мыслях.
– Прости. Они были такими яркими, что у меня получилось невольно.
– Я слышу это уже не в первый раз.
– Ты даже не представляешь себе, сколько я знаю. Пожалуйста, отведай артишоков, они полезны, хорошо влияют на сердце. Сердце – важный орган у мужчины. Второй по счету, если говорить о значимости.
– Я думал, самое важное – класс и сумасбродство.
– Достоинствам духа должно идти в паре с достоинствами тела. Это обеспечивает совершенство.
– Совершенных не бывает.
– Это не аргумент. Надо стараться. Знаешь что? Пожалуй, попрошу: подай-ка мне рябчика.
Она рассекла птицу на блюде так быстро и резко, что ведьмак даже дрогнул.
– Так быстро ты отсюда не уедешь, – повторила она. – Во-первых, в этом нет никакой нужды. Тебе ничто не угрожает.
– Ну ничегошеньки, действительно, – не выдержал он. – Нильфгаардцы перепугаются строгой ноты, отправленной княжеской канцелярией. А если даже вдруг возьмут да рискнут напасть, то их турнут отсюда поклявшиеся цаплей странствующие рыцари с шарфами на глазах.