Ведьмаки и колдовки
Шрифт:
…дичи…
…разумная дичь всегда интересней неразумной.
Богуслава слюну сглотнула. Запах жертвы дурманил… и тянуло вцепиться клыками в смуглую шейку, раздирая и кожу, и мышцы, и тугую жилу. Кровью плеснет, и будет литься духмяным потоком, только успевай пить… успела бы, а потом с преогромным наслаждением слизывала бы ее, подсыхающую, с рук и когтей.
Нельзя.
Тот, кто жил в Богуславе, согласился, что пока — нельзя… позже… когда луна наполнится силой и тонкие миры коснутся друг друга… всего-то на миг; но
А пока…
Идти рядом, но не настолько близко, чтобы заметили… дышать в такт дыханию, отмеряя последние секунды чужой жизни. А панночка Тиана не торопится… платье подобрала, ковыляет, с трудом удерживаясь на тонких каблучках… и у лестницы замерла, вздохнула…
…сделала робкий шажок, обеими руками держась за перила…
…и второй…
Теперь быстрее, но не бегом. Все должно выглядеть естественно… девушки почти спустились, и Богуславу никто не упрекнет в том, что она торопится…
…торопится.
Бежит почти, хотя великоможные панночки и не бегают, неприлично это; но тот, который прячется в ней, лишь смеется. И Богуслава вместе с ним — до того нелепой показалась ей собственная мысль. Неприлично? О да, скоро приличия потеряют свое значение…
Она толкнула Тиану легонько; со стороны все гляделось так, будто бы Богуслава лишь задела ее подолом платья… но Тиана покачнулась…
…и полетела по лестнице, чтобы замереть у подножия ее нелепою тряпичной куклой.
И тот, который жил в Богуславе, выглянул, желая убедиться, что она, мешающая хозяйке, и вправду мертва… лежит, не шевелится.
Дышит ли?
— Мамочки! — послушно завизжала Богуслава, удивляясь тому, до чего неприятным, скрежещущим стал голос.
А в воздухе запахло кровью.
Свежей.
Сладкой… слаще яблок и меда… и тот, который жил в ней, с преогромным наслаждением вдыхал этот аромат, рассказывая о том, как потом, позже, когда хозяйка изменит мир, они с Богуславой напьются досыта… и голод, снедающий их обоих, утихнет.
Потом…
…когда луна нальется истинною силой. Уже недолго ждать.
Утром Себастьяна вновь попытались убить.
Спустился он к завтраку поздно, заранее ненавидя и полезный свекольный сок свежего отжима, и вареную спаржу, и даже морковную запеканку. Себастьян с нежностью и тоской вспоминал краковельскую колбасу, а заодно уж Лихославову невесту, к которой приближаться и вправду не следовало.
…и про туфли, которые были тесны, думал.
Это было неприятно.
И странно.
Обувь шили по мерке, как и платья… и вчера только доставили новую пару, весьма панночке Тиане приглянувшуюся — да и как устоять девичьему сердцу против кремового атласу, расшитого стеклярусом? И еще бантики. К бантикам у панночки Тианы было особо нежное отношение.
А нынешние просты.
Не атлас — кожа, и дубовая какая-то… каблук высокий,
А тут лестница, всего-то ступенек двадцать, но выглядит едва ли не бесконечною…
…ковер убрали.
Это Себастьян отметил машинально, обеими руками хватаясь за перила, и почти не удивился тому, что перила эти оказались скользкими…
Конкурсантки спешили на завтрак.
В молчании.
И панночку Тиану обходили стороной, лишь эльфиечка бросила раздраженный взгляд… ну да, разочаровалась она в легенде-то… легендам рыгать не положено, как и разговаривать с набитым ртом. Легенда должна быть далекой и прекрасной, аки звезда…
Тьфу, и лезет же в голову поутру всякая ерунда…
…но главное, что лестница длинная.
Каблуки тонкие.
Туфли тесные, и юбки еще к ногам липнут, того и гляди — спеленают…
…этого дожидаться не стали. Достало малости — легкого, будто бы случайного толчка в плечо… и Тиана покатилась по ступенькам… Себастьян успел сжаться в комок.
Было не столько больно, сколько неприятно…
— Мамочки! — донесся истошный визг, кажется, Богуславы…
…а ведь она шла следом.
Точно.
Шла и толкнула, словно бы невзначай. Иным бы разом Себастьян не обратил бы внимания на этакое легкое, скользящее прикосновение… но тут туфли.
И каблуки.
Скользкий поручень, точно специально натертый воском. А может, и специально?
Себастьян сел, потирая шею.
— Ох и скользкие у вас ступеньки, панна Клементина! — сказал он, глядя на хозяйку Цветочного павильона снизу вверх, с должной толикой огорчения. — Прям сил нет!
— С вами все в порядке? — Она произнесла это с искренним беспокойством.
Надо же…
И на Богуславу взгляд быстрый кинула, но тотчас спиной повернулась.
— Нос разбила. — Себастьян вытер нос ладонью и руку поднял, чтоб все видели, что рука эта — в крови…
Ноздри Богуславы дрогнули, и сама она подалась вперед. Нехорошее движение, уже почти нечеловеческое… и поза сама, локти прижаты к бокам, пальцы растопырены, шея вытянута, и рот приоткрыт; стоит, слюну сглатывает часто, неспособная отвести взгляд от раскровавленной ладони.
Еще немного — и бросится.
Нет, отступила, попятилась, вскинув руку, рукавом заслоняясь от неприятного зрелища.
— Нос — это ничего, — сказала Тиана, вытирая ладонь о подол. — Вот я в детстве как-то упала и на гвоздь головою налетела… ничего страшного, распорола кожу только, но зато кровищи было… жуть! Шили потом!
Богуслава исчезла.
Не нравятся разговоры о крови? Или напротив — чересчур нравятся?
Зря не поверил Ядзите. Как есть одержимая, и давно, если тварь, в душу пробравшаяся, уже и тело обжила…