Ведьмин род
Шрифт:
Ивга осторожно закрыла книгу, развернула снова на первой странице. Портрет Атрика Оля, написанный его современником, но имени художника история не сохранила. Властный жесткий старик с хищным лицом, и только в глазах, глубоко под складками век, укрыта незлобивая горькая ирония… Или ее поместила туда фантазия Ивги?
– Красивые слова, но не попытка понять, – сказала Ивга человеку на портрете. – Объяснение, почему понимание невозможно.
Ей тут же сделалось совестно: легко рассуждать, сидя у камина в собственном доме, когда все потрясения позади. Атрик Оль писал эти слова,
– Но есть надежда, мой инквизитор, – сказала Ивга старику на портрете. – Если бы вы только видели Эгле, если бы вы только могли себе представить…
Атрик Оль строго смотрел с портрета. Ивга снова взялась за карандаш.
«Свобода, – написала она с нового листа. – Когда расходятся вероятности? Где поворотный момент? Решившись пройти свой путь, «глухая» ведьма не может быть уверена в результате… Либо…»
Задумавшись, остаток листа она разрисовала узорами. Развернула к себе ноутбук: «Известно, что мотивация «глухой» ведьмы, которая решается пройти обряд и стать действующей, в общих случаях никак не влияет на результат. Условно-положительная мотивация – инициация ради любви, ради спасения семьи или ребенка – не приводит к заявленной цели, инициированная ведьма забывает и о любви, и о семье, не говоря уже о детях, собрана обширная статистическая…»
Ивга замерла. Посидела, глядя на экран. Отодвинула компьютер и встала; вот только что была мысль. Промелькнула и растворилась. Как тогда в Ридне, где она пыталась сложить расколотую надпись из фрагментов. Вот так и сейчас, только фрагменты не валяются камнями в траве, а носятся по комнате стаей невидимых летучих мышей: мотивация? Свобода? «Они не понимают, что есть добро и что называется злом…» Тогда в какой момент инициации они теряют это понимание?!
«Если ведьма, не подвергшаяся инициации, во многом сходна со мной и с тобой, – писал Атрик Оль, – то инициированную ведьму сложно считать человеком. Ни мне, ни тебе никогда не понять ее. Так рыбе, живущей в глубинах, не постигнуть законов огня…»
Клавдий добрался до дома за полночь – с утра в который раз пообещав Ивге, что приедет пораньше. Она не спала; в кухне светились окна. Клавдий загнал машину в гараж, выключил мотор и несколько секунд сидел, глядя в пространство.
На сегодняшний день у него два союзника из числа кураторов – Соня, теперь из Одницы, и Август, теперь из Альтицы. Правда, обе кандидатуры не утверждены Советом… И вот тут начинается самое интересное.
Виктор из Бернста. Элеонора из Эгре. Оскар из Рянки, Елизар из Корды. Кто-то из них пошел войной против Клавдия, заручившись поддержкой герцога, не побоявшись и не постеснявшись втянуть в это дело Ивгу…
Клавдий побарабанил пальцами по рулю. Удивительная складывается ситуация. Вполне возможно, ему придется выбирать – безопасность Ивги либо свобода Эгле. И хорошо, если можно будет откупиться ее свободой, а не жизнью.
Мартин совершил ошибку, представляя Эгле своим новым людям в Ридне. Он слишком поверил, что мир изменился к лучшему, а мир, возможно,
– Ты прокололся, сынок, – шепотом сказал Клавдий.
Открылась дверь, ведущая из гаража в дом. В проеме стояла Ивга, у нее блестели глаза, как у поэта, только что записавшего упавшее с неба стихотворение:
– Ты так поздно сегодня, ты устал? Мне пришла пара-тройка мыслей, знаешь, я потеряла счет времени, ты ведь ужинал? Или нет? Хочешь чаю?
– Прости, – спохватился он. – Обещал пораньше, но… опять не сдержал обещания.
Она прищурилась, вглядываясь в его лицо:
– Что-то случилось?
Вокруг стояли темные горы. Навстречу, как лайнер, проплыл большегруз, ослепил фарами, обдал снежной жижей из-под колес и скрылся за поворотом. Небо излучало тьму. Теплый воздух из вентиляционных решеток вонял гарью. Машина продвигалась вперед – очень медленно; Эгле сидела за рулем, Мартин держал на коленях ноутбук и просчитывал варианты.
Констебль, вероятно, уже переговорил со своим начальством. Полицейские обязаны поставить в известность окружную Инквизицию – дежурного во Дворце, а тот должен связаться с верховным инквизитором Ридны, полновластным хозяином округа…
Но кто хозяин? Мартин? Или Руфус, которого здесь ценят и за кого хотели бы отомстить? Звонка от дежурного до сих пор нет, значит ли это, что дежурный проигнорировал Мартина и позвонил Руфусу? А может быть, констебль, потрясенный гибелью Васила Заяца, и не думал никому докладывать, а пьет теперь самогон в компании односельчан?!
Проклятое селение Тышка. Кому здесь, в провинции Ридна, Мартин может доверять, кого может отправить хотя бы за девочкой? Где гарантия, что завтра-послезавтра юную ведьму не убьют ее же родственники, снимая на камеру, нацепив черные повязки «Новой Инквизиции»?!
– Он все равно узнает, – тихо сказала Эгле. – Пусть лучше узнает от тебя.
Мартин отрегулировал решетку климатического контроля, направляя горячий ветер на Эгле. Он знал, что сейчас она чувствует его как ледяную глыбу на соседнем сиденье, и ничего не мог с этим поделать – ему было плохо, гадко, совесть жрала его изнутри, как обезумевшая крыса с тысячью пастей.
…Проще было ткнуть палкой в осиное гнездо и повертеть еще, для верности. «Ты зарвался, слишком привык к своему везению, – сказал недавно Руфус. – Но любое везение когда-нибудь заканчивается».
Он уставился на пустой экран, подбирая слова. Положил ладони на клавиатуру – и снова убрал, подышал на руки, будто надеясь, что дыхание вольет в пальцы слова для отчета.
– Ты… его боишься, что ли? – неуверенно спросила Эгле.
– Я думаю, как правильно подать наши новости.
– Напиши, что работал и был эффективен, но сумасшедшая баба пальнула тебе в спину, это форс-мажорное обстоятельство…
– Я не должен был тебя туда тащить! – Совесть-крыса внутри Мартина зачавкала, давясь кровью. – Я тебя подставил, как…