Ведьмина дорога
Шрифт:
Я не могла бы подобрать другого слова, потому что худая фигура словно соткалась из теней Серой Чащи. О каждую черту ее лица можно было порезаться. Тонкие бескровные губы были плотно сжаты. Белесые, как мох под ногами, ресницы затеняли глаза, и их цвет разглядеть не вышло, но мне вдруг стало тревожно – что-то с ними было не так. Женщина втянула кисельный воздух чуть вывернутыми ноздрями, словно волчица, вышедшая на охоту. Качнулись заплетенные у висков косички, когда она повела подбородком из стороны в сторону. Мы настороженно наблюдали за ней, пытаясь понять, какое испытание приготовила Чаща на этот раз, а незнакомка продолжала рассматривать
Она была одета по-мужски; предплечья и голени охватывали щитки, слюдяно поблескивающие под лучами безумного солнца. Из-за ее спины выглядывало оголовье большого лука. Я поймала взгляд незнакомки и вздрогнула. Она глядела прямо на меня, чуть склонив голову к плечу. Длинные пальцы с острыми ногтями черного цвета крепко держали лесного гостя за холку. Там, где женщина касалась обугленных корней, они не шевелились, покорно признавая ее власть. Я нахмурилась при мысли, что созданию, похоже, не очень-то приятно находиться рядом с хозяйкой.
Оглянувшись, я поняла, что все пути отрезаны. За нашими спинами неразборчиво шелестели кровавые цветы, впереди дорогу закрывала беловолосая женщина и лесной гость, по бокам же непреодолимой стеной вставали морщинистые серые стволы. Молчание затягивалось, и прерывать его никто не спешил. Но в тот миг, когда воздух уже почти сыпал искрами от напряжения, белые губы разомкнулись, и женщина-волчица с усилием, словно вспоминая слова, выдохнула:
– Подумать только, и впрямь живые. Я уж думала, почудилось, ан нет – вот же, стоят как есть, во плоти и крови. Кровь... Давненько я не чуяла ее живой запах под этими кронами. Но эта кровь не простая, нет-нет. Она пахнет пеплом и железом, она опасна и… так желанна, – женщина наклонилась и зачерпнула горсть земли, на которую упали брызги от нашей с Совием ворожбы.
Мы переглянулись. Марий шагнул вперед, собираясь начать разговор, но женщина взмахнула рукой, и дейвас вдруг схватился за горло. Он открывал и закрывал рот, будто вытащенная из воды рыба. Совий не стал медлить. Его кинжал сверкнул серебряной вспышкой, но бессильно упал к ногам ведьмы, нарочито медленно перетирающей между пальцев мокрые комки. Лис помянул навью отрыжку и поудобнее перехватил лук. Я сжала собственный клинок и потянулась к расплескавшейся вокруг воде. Беловолосая вскинула голову и отмахнулась от стрел, оперенных ястребиными перьями, словно те были детской забавой. Она широко распахнула глаза – они оказались красными. Такими же красными, как живая кровь, про которую ведьма только что толковала.
– Кто ты? – хрипло прошептала она. – Почему вода тебе откликается?
Марий сипел, пытаясь сорвать мутное, будто сплетенное из тумана, кольцо с шеи. Я с отчаянием глянула на него и позвала каждую каплю загнанного под землю источника, умоляя помочь и обещая взамен высвободить его из плена. С земли снова поднялся прозрачный жгут, тонкий и не кажущийся опасным, но я продолжала просить, и он на глазах становился плотнее, все более походя на лед с острой кромкой. Ведьма наблюдала за моей ворожбой, и на лице ее было написано чувство, больше всего похожее на благоговение.
– Отпусти его! – потребовала я. Голос не сорвался, но пальцы, сжимающие водяной жгут, сводило болью от холода и гнева, что несла в себе здешняя вода. Совий выругался. Он не мог убить ведьму, ведь был риск, что с ее смертью кольцо с шеи Болотника не исчезнет. А от стрел, выпущенных
От всех, кроме одной.
Мелькнули пятна на ястребиных перьях, и одна из косичек упала, срезанная под корень. Женщина усмехнулась и сорвалась с места, лесной гость несся следом за ней длинными скачками. Только сейчас я поняла, что он не пытался ее защитить. То ли знал, что хозяйка справится сама, то ли хотел, чтобы она погибла.
Двое обитателей Чащи застыли передо мной, отсекая меня от дейвасов, и в шею уперся наконечник стрелы. Незнакомка по-прежнему не доставала лук из-за спины. Стрелу она зажимала в руке, будто клинок. Белое острие вжималось в мое горло с силой, отчетливо говорящей: только шевельнись, и оно пройдет насквозь. Я замерла, чувствуя, как безумно колотится сердце. Краем глаза успела заметить, что Марий упал на колени, и взмолилась:
– Прошу тебя! Я расскажу все, что ты захочешь узнать, если ты оставишь моего друга в живых!
– Друга? – красноглазая с недоумением оглянулась на дейвасов.
– Друга... – она по-птичьи резко повернулась ко мне. Продолжая одной рукой держать стрелу, другую протянула к Болотнику и плавно очертила полукруг. Туман развеялся, и дейвас с жутким хрипом втянул воздух, едва не захлебнувшись вновь вернувшейся возможностью дышать.
– Теперь говори.
– Мы... ищем лаум.
Ведьма сощурила алые глаза.
– Лжешь.
Я ждала чего угодно, только не таких слов, и растерялась. Незнакомка надавила на стрелу, и я почувствовала, как по шее скатилась горячая капля. Женщина наклонилась и быстро слизнула ее. Совий судорожно вдохнул. Я видела его через плечо ведьмы: он держал ее на прицеле, но я чуть качнула головой, запрещая ее убивать. Кое-как отдышавшийся Марий с трудом поднялся на ноги. Он по-прежнему не призывал огонь и даже не пытался оголить меч. Красноглазая облизнулась – и вздрогнула всем телом. Отдернула стрелу и отшатнулась, глядя на меня так, словно увидела впервые.
– В твоей крови туманы и дожди, но нет праха. Как это возможно?
– Потому что она та, кого мы ждали столько лет, – новый голос прозвучал как гром среди ясного неба, и мы все обернулись к опушке, откуда явилась ведьма. Я почувствовала, как в груди зарождается нервный смех, и с трудом его подавила. Если уж одна красноглазая навья чуть не придушила Болотника и играючи отбилась от Лиса, то с пятерыми нам точно было не совладать. Они вышли из сумрака одна за другой – худые, высокие, в одинаковой одежде, по цвету легко сливающейся с вечной серостью Чащи. Лесной гость, повинуясь властной руке, склонил морду к земле и длинными скачками унесся прочь. Четыре ведьмы, таких же беловолосые и красноглазые, стояли чуть позади, и каждая из них держала кого-то из нас на прицеле. Жутковато было видеть, что и свою соратницу они тоже выцеливают – неужто лишь потому, что она подошла к нам слишком близко?
Но все мысли будто выбило из головы, когда я увидела ту, кто их вел.
– Яросвета...
Ее кожа выглядела такой же иссушенной, ногти были такими же острыми и черными, а глаза – кроваво-красными, как у остальных. Но это была она – та самая лаума Яросвета, чьи труды по лекарскому искусству мне читала в детстве мама. А позже я нашла их копии в том самом кованом сундуке, что стоял в доме знахарки.
И это значило, что лаумы все же спаслись.
Вот только много ли от них осталось?..