Ведьмина печать. Ловушка для оборотня
Шрифт:
Он стыдился проявлений слабости, но находиться в той комнате, где жил с Аной, не мог. Там, где все пахло ею, особо тяготили одиночество и безысходность. Аола и тетушка были его семьей, но Ана, уйдя, забрала частичку его души с собой.
«Странное дело, сокровища остались, а ощущение, что унесли все, даже стены. Словно дом лишился чего-то… — удивился он. — Да, от большой женщины большая радость, но и горькая печаль — всего вдвойне».
С пропажей «язвительной ловушки» Асаар чувствовал себя обокраденным, обделенным и, чтобы не думать о ней, ночами слонялся по городу. Предстояла дорога в Борель, и он надеялся, что в пути развеется.
— Как
— Это бы ничего не изменило, — вздохнула тетушка, расчесывая дочери волосы. — Но подозреваю, что скоро они увидятся. Сама посуди: для него не поленились подобрать и перенести иномирянку, к которой он привязался. Теперь ее забрали, и он мучается. А, представь, что будет, если Сар увидит ее с другим?
— Мне его так жалко!
— И мне. Нужно отвлечь его. Самое время взяться за поиски «слезного камня». Мы с ним уже говорили, но тогда я еще не получила ответа и не была уверена, стоит ли ехать.
— Куда?
Две морщины пролегли на переносице матери, и Аола догадалась: речь пойдет о чем-то серьезном.
— Прошу: не делай выводов сразу. Сначала выслушай, — Оули от волнения стиснула пальцами расческу. — В Брефе у одного лавочника я нашла вадемекум и узнала, что одним из камней владеют Лефы. Это на юге, далеко, но я поспрашивала о нем и выяснила, что ныне фай Фран ищет наставника для сына, чтобы обучить его основам магии. Никто не берется за это дело, потому что у его отпрыска нет дара. И я подумала: пусть так, но у нас будет время, чтобы узнать их лучше и выяснить, где они прячут камень.
— Он так нужен нам?
— Считается, что это слеза солнца, защищая от наложенных заклятий. Поэтому я и написала письмо.
— Ты хочешь этот камень?
— Да. Однако чтобы он действовал в полную силу, нужно, чтобы владелец добровольно подарил его. Если украсть, он будет слабее, но это тоже выход, — Оули склонила голову. — Поэтому я написала ему и сообщила, что готова взяться за обучение.
Аола вздохнула.
— И что он ответил? Тот человек?
— Он из тех людей, которые считают, что обладание магией решает многие проблемы. В переписке мне показалось: он догадывается, что у сына нет дара, и подумывает женить его… — увидев растерянный взгляд дочери, Оули сбилась. — Я никогда не заставлю тебя выйти замуж за того, кто тебе не по душе, но, прошу, давай сделаем вид, что мы согласны?! — ее глаза заблестели от подступающих слез. — А потом сбежим и будем жить, как жили. Прости, что уговариваю сделать это. Но я так хочу, чтобы ты была здорова, — она поджала губы, но не смогла сдержаться, и слезы потекли по щекам. — Это звучит ужасно, будто я предаю тебя… — всхлипнула, — но это только для обмана. Чтобы найти тайник. Камень отвергает любую магию. И на нем не будет оберега.
Аола не хотела, чтобы матушка унижалась перед кем-то, обучая бездаря. Но и видеть, как она страдает, глядя на ее больные ноги, было выше сил. Прильнув матери, она, тоже плача, прошептала:
— Но если не выйдет, не плачь. Все забудем и будем жить, как прежде…
Оули готова была рискнуть, тем более, что Сар ухватился за возможность и теперь только и раздумывал, как лучше подойти к делу. Не желая задерживаться в городе, в котором был счастлив, торопливо собрал вещи, нанял подводу и двинулся в путь. Без проливных дождей дорога была на удивление легкой, и, вспоминая, как Ана следовала за ним по грязи, его переполнял жгучий стыд. Почему-то она помнилась ему беззащитной,
Едва задумывался о Ане, охватывала тоска, но он боялся новой встречи, нутром чувствуя, что ничего хорошего их не ожидает.
«Не поддался бы соблазну — не было бы так больно. Но и не узнал бы, чего теряю…» — размышлял, шагая по сухой дороге.
Несмотря на конец осени, снег не выпал, но темные низкие тучи сулили в скором времени белый пух. Порывы ветра трепали одежду, однако укутанная Аола с удовольствием разглядывала крохотные домики на сваях вдоль реки, деревянные мосты, перевитые толстыми канатами, плоские лодочки с блеклыми, выцветшими на солнце парусами, гористую местность и дикие вечнозеленые кустарники… Все казалось диковинным, удивляло, но сосредоточенные, угрюмые лица жителей провинции ей не нравились.
— Сар, а почему они такие?
— Смуглые?
— Нет, злые.
— Время налоговых сборов. Улыбнешься — подумают, что не все выгребли. Я бы тоже ходил хмурым. Особенно, если год неурожайный был.
— Откуда ты все знаешь?
— Да об этом только и говорят. Между братьями Лефами неприязнь, но в увлечениях они схожи: оба с легкостью спускают деньги.
— Сар, скажи честно, может, не стоит ехать? — не выдержала тетушка. — Волнуюсь я.
— Когда приедем, наведаюсь в замок и потом скажу, как обстоят дела. А пока не стоит волноваться.
Оули кивнула. Дальше ехали в молчании.
Асаар думал, что пока добирались до Бореля, научился за улыбками скрывать кислую мину, но, то и дело ловя на себе сочувствующие взгляды Аолы и тетушки, понял: их не провести.
«Неужели я так жалок?!» — сомкнул зубы и отвернулся.
Они, возможно, поверили бы, что Сар вновь стал беззаботным, если бы по вечерам не замечали, как он задумчиво сидит, теребя пряди косы, как ночами носится по округе и возвращается под утро, исхлестанный ветвями, исцарапанный, немного спит и снова рвется в путь.
Борель от Брефа отделяли семь провинций. Двигались неспешно, часто отдыхая, и дорога затянулась почти на лунный оборот. Но, наконец, добрались.
Пока Сар разместил тетушку и Аолу в «Домике Лареды» — приличном постоялом дворе неподалеку от замка — и заказал ужин, не позволяя им лишний раз выходить без присмотра, наступил вечер.
Борель ему не нравился. Горожане хоть и не бедствовали, но жили скромно. Признаки упадка он замечал в грязных улочках с выщербленной, неухоженной мостовой; ветхих стенах домой, простеньких строениях, лишенных всякого изыска; в количестве праздно шатающегося сброда. Отреберье было везде, но в других местах не осмеливалось вести себя столь нагло. При виде дерзкой толпы караул менял направление или боязливо проходил мимо, стараясь не вмешиваться в драки.
«Если сократили стражу — выходит, казна пуста…»
Невозможно объяснить ощущения, но почти во всем чувствовались подступающая убогость и обреченность. Даже дворец, крыши которого возвышались над толстыми стенами, из-за темных окон казался мрачным. Обычно высокородные старались, чтобы свет лился из каждого витражного окна. Это было дорого, но в ночи выглядело восхитительно, поражало воображение, и каждый, кто взирал на ослепляющий дворец, проникался мощью и величием дома.
Сар направлялся к Лефам. Как раз стемнело, улицы опустели. Хотел домчаться по крышам, но, представив, как под его весом хлипкое покрытие треснет, и, провалившись, предстанет перед хозяевами домика во всей красе, решил не рисковать.