Ведьмины камни
Шрифт:
Через какое-то время Эскиль оторвался от ее губ, наклонился, поднял Хельгу на руки и отнес на лежанку. Полная цепенящей истомы, она не могла бы найти ни слова, чтобы возразить, она едва могла открыть глаза. Но она не хотела возражать. Теперь любовь отдавала ей приказы: она больше не могла отказывать Эскилю в том, чего он так страстно желал и в чем так сильно нуждался. Все стало неважно – далеко идущие замыслы, тайны, тревоги, и свежая могила Видимира, и дядя Эйрик с незажженным факелом. Хельга была полна томительной жажды, удушающего желания, и был только один способ избавиться от этих оков.
Эскиль стянул с нее башмаки, развязал ее пояс, сбросил с ее головы покрывало и погрузил пальцы в волосы, подминая
Когда однажды у озера затрубил рог, Хельга в толпе гомонящих варягов поднялась на вал. Неужели наконец вернулся Хамаль Берег? Однако внизу у причала обнаружилась всего одна лодья, в ней человек восемь, и Хамаля среди них не было. Судя по недоумению варягов, они этих людей тоже не знали.
Гости вели себя смело: высадились из лодьи и направились к воротам. Там их встретили дозорные, к ним уже торопливо направлялись Эскиль и Гримар. Хельга наблюдала, стоя на валу довольно близко от ворот, и ей было все хорошо видно. Переговоры были не слишком долгими – пришедших запустили в город и повели к большому дому. Главный среди них – крепкий мужчина за пятьдесят, с полуседой бородой и продолговатым лицом, явно русин, – показался ей знакомым, но она не успела вспомнить, где его видела. Больше ее занимало другое: озабоченный вид Эскиля. Пришли важные вести. Но разве могли они, захватчики, чужаки, ждать хороших новостей? Вновь Хельга вспомнила, как хрупко, как призрачно ее нынешнее благополучие. Оно существует только до тех пор, пока к варягам не пришло возмездие за совершенное.
Последовать за мужчинами в большой дом, где дружина собиралась на совет, Хельга, конечно, не посмела: она ни разу туда не заходила. Вернувшись к себе, села и стала ждать, пока что-нибудь разъяснится. Хирдманы ушли вместе с Эскилем, Естанай и Айгалча толклись в другими женщинами у двери в большой дом, ловя новости.
Ждать пришлось долго. Хельга сначала ходила туда-сюда по избе, потом, не выдержав, вышла во двор. Постояла у избы под навесом, прошлась мимо других домов среди толпы. Даже прогулялась по валу. Народ расходился по своим делам: двери большого дома были плотно закрыты, никаких вестей оттуда еще не выходило, хотя, как сказала ей Творена, несколько раз доносились звуки спора.
Устав от волнения, Хельга вернулась к себе – она уже привыкла считать Несветову избу своим домом. И только она села, как под навесом застучали шаги, раздался голос Эскиль, сказавший кому-то: «Здесь посиди…». Потом он вошел – один.
Хельга встала ему навстречу. Только глянув на Эскиля, поняла: случилось что-то важное, нехорошее. Эскиль держал каменное лицо, но за этим деланым спокойствием гнев боролся с горем.
– Что… это про Хамаля? Он погиб?
– Нет. – Эскиль прошел к скамье и сел. – Он жив. И даже пока цел. Твой дядя взял его в плен.
– Мой дядя?
– Не он сам, а здесь один тюлень… Бёдольв Тихий. Он из людей Эйрика, а живет на Мерянской реке. В тех краях, где мы ходили. Хамаль, старый придурок, в одном селе нашел запасы медовухи. Они упились, как стадо троллей. А тут подошел этот Бёдольв с дружиной, собрал человек двадцать. Они их ночью и накрыли в том селе. Кого порубили, кого повязали. И Бёдольв Хамаля узнал. Они, сказали, виделись, еще пока сам Эйрик жил в Свеаланде. Ну,
Хельга едва не спросила: «И все?». Видя волнение Эскиля, она ожидала чего-то намного худшего.
Потом до нее дошло – Эйрик собирается ее выкупить. Хочет, чтобы она вернулась домой.
– И что?
– Мне придется… – Эскиль не смотрел на нее, и на лице его она видела скрытую муку. – Все наши считают… Я должен! – Он наконец взглянул на Хельгу с яростью, относившейся вовсе не к ней. – Я не могу оставить его там, когда все наши… Да ётунова шишка, чудила старый! – Эскиль грохнул кулаком по лавке. – Не мог дозорных выставить, прежде чем ужраться в троллево дерьмо! Продали бы его в свинопасы, получил бы по заслугам!
– То есть все ваши решили, что нас следует обменять? Меня на Хамаля?
– Да, ётуна мать! По мне так пусть бы его Эйрик хоть с кашей сожрал, хрена лысого, раз не умеет сам о себе позаботиться. Но я так не могу поступить.
Эскиль стиснул зубы от бессильной ярости. Хельга стояла, прижав руки к груди, и пыталась понять свои чувства.
Варяги согласны на обмен. Не пришлось их уговаривать ее освободить – неведомый ей Бёдольв Тихий устроил так, что они сами стали уговаривать Эскиля отправить ее к родным. Уже вот-вот ее отвезут в Силверволл. Она будет в безопасности, среди своих. Не о том ли она мечтала совсем недавно?
Но кое-что успело измениться. До Хельги начало доходить, отчего Эскиль так зол и несчастен. Вот уже три ночи как она в темноте спускалась тихонько с полатей и прокрадывалась к нему; несомненно, хирдманы и служанки с первого раза знали, что происходит, но утро заставало Хельгу снова на полатях. По дружине живо разошлись слухи об успехе Эскиля, но Хельгу это не заботило. Когда она перестала пытаться выжать из души законную скорбь по Видимиру, оказалось, что они с Эскилем хотят одного и того же, пусть и против всех законов. Едва дав себе свободу, она так привязалась к Эскилю, что радость от скорой встречи с родными совершенно затенялась печалью расставания с ним.
Хельга подошла к Эскилю, сидящему на скамье, и обняла его за шею. Он повернулся, сидя обхватил ее бедра и прижался головой к груди. Эти объятия снова взволновали ее, пробудили кровь, но сердце защемило: в том, как он прятал лицо у нее на груди, было что-то от желания ребенка спрятаться от всех бед на груди матери. Чуть ли не впервые в жизни – со времен своего раннего детства – Эскиль нашел кого-то, кто не пользовался им, не боялся его, даже не уважал, а дарил ему искреннее душевное тепло. Влечение к красивой женщине со времен их встречи на Змеевом камне успело перерасти в страстную любовь, а потом – в привязанность такую сильную, что он, ничего такого раньше не переживший, испытал щемящую боль от необходимости расстаться с Хельгой. Нельзя сказать, чтобы раньше его не ласкали по доброй воле – все-таки Эскиль был мужчина видный, прославленный, уважаемый дружиной, не бедный и в разговоре находчивый. Но в Хельге для него соединилась и земная страсть, и божественная воля, и восторг получения дара, о котором едва смел мечтать. Даже сама она, с детства окруженная любовью родных и привыкшая считать себя ценной наградой для самого достойного из мужчин, не могла понять, что ее любовь значила для Эскиля. А он и не смог бы этого выразить ничем иным, кроме ненасытной страсти по ночам и вот этой ярости хищника, у которого грозят отнять добычу. Сейчас ему казалось, что если она уйдет, то он не только потеряет это наслаждение, которого так долго ждал, но и никогда больше ее не увидит. Она уйдет навсегда, как та дева альвов, что провела ночь с гостеприимным Асбрандом. Но даже ребенка на память не оставит.