Ведьмы горят на рассвете
Шрифт:
– Сердце единорога ищешь или кровь девственниц?
Вздрогнув, я резко поворачиваюсь.
– Девственников? – скрестив на груди руки, Мир упирается бедром о кухонную столешницу. Его взгляд замер на мне, а выражение лица непроницаемое, так что не могу догадаться, какую же участь для меня избрал его конклав. Он смыл грязь со своих худых щёк и бледного лба, но чёрные локоны по-прежнему в беспорядке падают и ему на глаза. И глаза эти поблескивают с… усмешкой? Ну конечно, его вопрос подразумевал шутку. Если бы единороги существовали, останки моего тела не валялись бы в сумке.
– Пыльцу фей, – я расправляю плечи, отказываясь
К моему удивлению, Мир начинает смеяться, хотя смех его и звучит скорее как ответ, отрепетированный для неприятной беседы.
– Уже сарказмом делишься, хороший знак. Каково снова оказаться живой? – он делает было шаг ко мне, но заметив, как я напряглась, замирает и кивает на холодильник.
Я отхожу в сторону, наблюдая. Раздумывая. Когда Мир достаёт еду, то протягивает руку, словно случайно, на безопасном расстоянии от меня, явно мне не доверяя, и неважно, что говорил иначе на кладбище. Однако мне нужно его доверие. Нужно выведать его мотивы и планы.
Поэтому я делаю вид, что не замечаю его осторожности.
– Чего вы все от меня хотите? – спрашиваю я, усаживаясь за стол у окна, выходящего на окутанную утренним туманом улицу.
Игнорируя мой вопрос, Мир ставит передо мной тарелку с бутербродами и банку варенья, затем наливает две чашки чая и опускается на стул напротив.
– Как ты себя чувствуешь? – настаивает он.
«Как будто была мертва. Как будто в меня стреляли, и я истекла кровью до полусмерти, а потом сгорела, будучи всё ещё живой. Как будто уснула и видела кошмар, в котором в меня стреляли, и я истекла кровью до полусмерти, а потом сгорела, будучи всё ещё живой, но теперь проснулась и не узнаю саму себя».
– Нормально.
– Нормально? – глаза Мира недоверчиво сужаются. – Что ж, нормально… Тогда нам нужна твоя помощь, огонёчек.
Бутерброд успевает заткнуть мне рот вовремя, однако циничный смешок всё равно вырывается из горла.
– Моя помощь? – повторяю я, чавкая. Как же это вкусно, варенье с сыром. Еда всегда была такой вкусной или виноваты три года в лимбе? – Я последняя, у кого буду просить о помощи.
– Ты последняя, да.
До того как я успеваю ответить, в коридоре раздаются шаги, и в кухню входят девушка с парнем. Двое ушли, Мир здесь, ещё двое остались, – значит, больше никого. Не так уж сложно разобраться с тремя… «Было бы, если бы я всё ещё была ведьмой», – укоряю я себя тут же.
Парень тот же, который был с нами на кладбище, а вот девушка другая. Однако оба они смотрят на меня с тревогой и неприязнью. Только Мир, кажется, по-прежнему ничем не обеспокоен.
– Точно, минутка неловкости. Кадри, – говорит Мир, указывая на девушку. – Аделард. – На парня. А затем его взгляд снова перемещается на меня. – А это знаменитая Ярослава Славич.
«Знаменитая», – надеюсь, это тоже шутка.
Кадри на вид лет шестнадцать. Она невысокая, с пышными формами, белокурой чёлкой и двумя косичками – просто ангельское личико, за которое многие мальчишки да и некоторые девчонки поборолись бы, и которое, тем не менее, смотрит на меня с такой ненавистью, словно я дьявол воплоти. Аделард старше… восемнадцать? Высокий, но грациозного телосложения, с тёмной кожей и короткими волосами. И взгляд его скорее осторожный, нежели враждебный.
Аделард достает толстенный конверт из заднего кармана джинсов
– Распечатали, как просил, – говорит он.
– Спасибо, Ади, – Мир кивает. – Чаю?
– Нет, мне нужно быть… – он умолкает, косясь на меня. – Кое-где через час. А у Кадри утром занятия.
Мир продолжает кивать, выражение его лица по-прежнему непроницаемое.
– Просто скажи, что справишься с ней до полудня, Мир.
– Я справлюсь с ней до полудня, Ади.
«А что в полдень?» – мне интересно, знают ли они, что у меня больше нет магии.
Положив в рот шоколадную конфету из коробки, что стоит на столешнице рядом с ней, Кадри задумчиво смотрит на парней.
– Знаете, может, Ярослава не такая уж сумасшедшая, как говорят? – спрашивает она. – И не такая опасная. – Это первый комментарий, за который я действительно благодарна. – А может, она вообще бесполезная.
«Или не благодарна».
– Вообще-то я тебя слышу, в курсе?
Ни капли не смутившись, небесно-голубые глаза Кадри встречаются с моими.
– Так это правда? – спрашивает она у меня. – Всё, что о тебе говорят? Ты действительно могла распознать, когда другие лгут? Могла убить по щелчку пальцев?
– Типа вот так?.. – сжимаю три пальца, делая вид, что собираюсь ими щёлкнуть. Делаю это вальяжно, театрально, пристально наблюдая.
И наконец, все их маски слетают.
Кадри замирает, кровь отливает от её лица, и мне кажется, я даже слышу, как она затаивает дыхание. Плечи Аделарда напрягаются, и он подаётся вперёд, точно собираясь защищать Кадри – а потом здравый смысл берёт верх, напоминая ему, что я безобидна в новом теле, и он снова расслабляется долей секунды позже.
«Значит, знают, что у меня больше нет магии». Краем глаза я вижу, как мышца дёргается у Мира на челюсти. Он тоже наклонился, совсем чуть-чуть, готовый броситься на меня, схватить, остановить. Однако если бы я правда собиралась напасть, он бы не успел. Сказать по правде, мне никогда и не нужно было щёлкать пальцами. Мне было достаточно одной мысли, банальной силы воли.
Кисло рассмеявшись, качаю головой.
– Да вы ж от меня в ужасе, ребят. – Неожиданно, это огорчает. Теперь понимаю, что мне, вероятно, специально дали эту пижаму. Все до сих пор в джинсах и свитерах, а я чувствую себя голой и беззащитной, сидя в дурацких розовых штанах, босиком и с куском хлеба, с которого капает варенье, в руке. Меня словно унизили, чтобы лишить последней капли власти и гордости, нарядив в чучело. – И вы отдали мне тело своей подруги?
Осознав, что моё поведение было не более чем преставлением, Кадри поджимает губы и уносится прочь из кухни.
– На время, – отвечает мне Аделард. Обменявшись многозначительным взглядом с Миром, он тоже уходит.
Мир ничего не говорит, пока входная дверь не закроется, а когда наконец подает голос, тот звучит на удивление искренне и… одиноко:
– Как я и сказал, огонёчек. Нам нужна твоя помощь.
Однажды я готова была на всё, чтобы кто-то попросил у меня помощи. На всё, чтобы быть спасительницей, а не нуждающейся. Чтобы кому-то были важны мои мечты, мысли, чувства… Мне хотелось быть чем-то большим, чем посмешище с синяками – но этого так и не произошло. Та наивная девочка, что грезила о судьбе героя, мертва, верно? Теперь я тоже знаю, как использовать людей ради личной выгоды. И быть может, только это я теперь и знаю.