Ведьмы и ведовство: Из истории борьбы церкви с еретическими движениями. XV-XVII веков

В тот век, который еще так недавно был для нас только прошлым, для всякого образованного европейца казалось не подлежащей спору истиной, что у рода людского нет более опасного, более лютого врага, нежели суеверие. Свободу души от суеверия XVIII столетие провозглашало необходимейшим залогом всякой другой свободы, современники Вольтера ставили ее главной приметой «просвещения», в непримиримой борьбе с суеверием они усматривали первый долг всякого «друга человечества» и ко всему, что напоминало об эпохе наиболее пышного цвета суеверных представлений, о средних веках, они относились или с презрительной брезгливостью, или со страстной ненавистью.

— Но «круговая теория» исторического движения недаром соблазняла столько наклонных к философскому созерцанию голов… «Суеверие — поэзия жизни», — со вздохом сказало устами Гете поколение, явившееся на смену поборникам просветительной философии XVIII века; и эта легкая грусть, все разрастаясь и разрастаясь,

к началу нашего молодого столетия среди самых передовых, самых утонченных кругов европейского общества перешла в горький плач по поводу утраты такого драгоценного источника красоты и полноты жизни. «Передовые из передовых» идут при этом и много дальше чисто эстетических воздыханий. Всякий, кто следит за модными направлениями в умственной жизни европейской интеллигенции, сам знает, конечно, какие гимны средневековому суеверию поют иные из новоявленных «малых пророков», пришедших в мир, чтобы освободить его от рабского служения «кумиру эпохи просвещения — головному мозгу», и на какие отчаянные попытки пускаются они, стремясь вернуть в наше миросозерцание то, что так беспощадно было из него вычеркнуто торжеством рационализма.

Очень характерным образом при этой погоне за возвращением на землю чудес, без которых многим кажется на ней так скучно, особенно посчастливилось демонологии. Бесчисленные средневековые «Acta Sanctorum» и в наши дни мало в ком возбуждают интерес вне круга присяжных ученых, отыскивающих там культурно–исторический материал; но объемистые трактаты, где демонологи XV и XVI веков с мельчайшими подробностями изобразили гнусные деяния дьявола и верных его прислужниц, ведьм, в последние десятилетия все чаше и чаще стали переселяться из пыльных лавок антиквариев на рабочие столы людей, гоняющихся за последним словом современности, и литераторы с громкими именами советуют своим читателям на этих трудах освежать свою душу от «научной прозы», в них искать отправных точек для замены «плоского» рационалистического миросозерцания чем–нибудь более глубоким. Имена таких классиков демонологии, как Шпренгер, Боден или Дельрио, встречаются теперь не только в специальных сочинениях, но и на страницах покупаемых нарасхват повестей и романов, и кто открыто скажет, что не имеет достодолжного понятия о «черной мессе», тот в наши дни рискует для многих оказаться безнадежно отсталым человеком.

От всего этого, конечно, можно было бы и просто отвернуться, равнодушно пожав плечами. Вопреки славному Вико, жизнь человечества в действительности не идет по кругу, и все новейшие ее глубокие течения нисколько не обещают в обозримом будущем повторного торжества идей, дорогих сердцу современных поклонников средневекового духовного уклада. Притом же, при ближайшем знакомстве эпохи, не ведавшие нашей скучной науки, очень теряют в своем поэтическом очаровании: давно уже замечено, что «анимистическое» миросозерцание кажется нам поэтичным лишь потому, что мы успели из него вырасти; для тех же, кто в нем жил, оно представляло худшую прозу, чем для нас представляет наша наука, и, наконец, раз наши глаза рассмотрят, что фантастическое видение, явившееся нам при лунном свете, на деле оказывается лишь белой простыней, то мы их можем щурить как угодно: они упорно свидетельствуют, что это не более как простыня. Если же иным из пламенных адептов модной де–монологии ценой геройских усилий и удается иногда добиться, что демоны действительно к ним снова слетаются, то этих «магов» постигает общая участь всех, кто когда–нибудь связывался с нечистой силой, известно, что по странной непоследовательности демоны искони сами заботились об очищении земли от тех, кто призывал их имя, и в положенный срок уносили своих поклонников в преисподнюю, которая теперь сменяется или по крайней мере предваряется психиатрической больницей.

Но раз внимание широких кругов читающей публики снова привлечено к тем ведьмам, которыми бредило западноевропейское человечество не далее как два с половиной века тому назад, раз чудовищные истории, рассказанные на страницах «Молота ведьм», снова ей сообщаются и в прозаической, и в стихотворной форме, то можно вполне законно воспользоваться этим случаем для того, чтобы предложить ей познакомиться и с результатами новейших научных исследований по этому вопросу.

Спешу, однако, оговориться. Как ни ярко совмещает подобное знакомство умственную и нравственную физиономию современных любителей демонологической литературы, но вовсе не в этом заключается его серьезная, его истинная ценность. Тот мрачный эпизод культурной истории Европы, который так неразрывно связан с зловещими именами Шпренгера, Бодена и Дельрио, действительно гораздо менее известен вне тесных ученых сфер, чем он того заслуживает по внутреннему своему значению. И любопытно заметить, что мы имеем здесь дело не с простой случайностью. Как ни парадоксально может это прозвучать, но если в общих изложениях хода культурного развития Европы почти никогда не оказывается места для рассказа об ужасных процессах ведьм, являющихся самым грязным, самым смрадным пятном на всей европейской цивилизации, то виновато в этом то самое обстоятельство, которое, с другой стороны, и придает им особенно глубокий научный интерес.

В самом деле, в какую эпоху своего существования европейское общество всего острее бредило дьяволом и ведьмами и всего больше трепетало перед этими заклятыми врагами христианского имени? Мне кажется, я не ошибусь, если предположу, что большинство образованных

людей, не обладающих в истории профессиональными познаниями, почти не колеблясь ответит на такой вопрос: конечно, в средние века. И между тем ответ этот далек от истины. С дьяволом средние века, положим, были всегда знакомы очень близко. Но «гнусное сообщество ведьм» с их шабашами и черной мессой глубине средних веков совсем еще не было известно. Оно открыто было только под самый их конец, на пороге нового времени, и наиболее сведущие в деле люди, те самые монахи, которые в XV столетии впервые изобличили ведьм, сами свидетельствовали, что ранее христианский мир никогда не видывал подобных ужасов. Они вполне определенно утверждали, что ведьмы явились и размножились уже на их глазах, и в этой новой язве на «глубоко состарившемся мире» они усматривали неложный признак близившегося пришествия антихриста.

Итак, самое дикое, самое нелепое из всех известных суеверий, наряду с которым этнографы находят возможным ставить разве лишь некоторые поверья негров Центральной Африки, заполонило воображение культурных европейских народов вовсе не в самое худшее их время. Умственно темные их поколения понятия не имели о том, что представляет

собою истинное «ведовство». «Открытие» ведьм, относится к эпохе, законно окрещенной — конечно, не за это — громким именем эпохи великих открытий. Первые костры, зажженные для кары «чертовых жен», бросили свой кровавый отблеск на небо, на котором занималась уже заря Возрождения, и классическим периодом организованных судебных убийств, именовавшихся «процессами ведьм», являются века, которые, вопреки мрачному пророчеству Шпренгера и других его собратьев, принесли «состарившемуся миру» не пришествие антихриста, а небывалый расцвет духовного творчества — века, которые в истории совершенно законно характеризуются по таким их чертам, как гуманизм, как реформация, как зарождение естественных наук. И как не остановиться в недоумении перед такою антитезой. Когда солнце ходило еще кругом земли, земля была чиста от ведьм, и старым женщинам предоставлялось спокойно умирать у себя в постели. Но среди дошедших до нас от Кеплера бумаг сохранилась его записка в суд, где он отстаивает свою старуху мать от обвинения в ведовстве, причем славный астро–ном ни единым словом не возражает против возможности подобных обвинений. Что думал он об этом в самом деле, мы этого не знаем. Но, как и всем его современникам, ему твердо было известно, что, попробуй он поставить защиту на такую почву, и ему самому пришлось бы отправляться вместе с матерью в застенок. «Кто говорит, что ведьм не существует, того нельзя не заподозревать самого в принадлежности к их сообществу» — этим принципом руководствовались немецкие суды в ту пору, когда Кеплер открывал свои знаменитые законы движения светил.

Эта поразительная «несвоевременность» процессов ведьм — если можно так выразиться — этот резкий диссонанс между ними и общим колоритом тех столетий, на которые падает мрачная их тень, и объясняет нам ближайшим образом, почему общеисторические труды о них почти не поминают. Когда приходится рисовать широкие культурные картины, где главными фигурами являются такие лица, как Колумб и Васко да Гама, как Гуттенберг, как Леонардо да Винчи, Рафаэль и Микеланджело, как Эразм и Гуттен, как Лютер, Цвингли и Кальвин, как Коперник, Кеплер и Галилей, как Бэкон и Шекспир, то на их фоне, действительно, не сразу отыскивается место для передачи тех сцен дикого бреда, каким является борьба европейского общества с «прислужницами дьявола». А раньше, в те эпохи, с умственной жизнью которых процессы ведьм могли бы, по–видимому, свободно гармонировать, сама история не позволяет о них распространяться, ибо тогда она еще действительно ничего подобного не знала. Но эта же «несвоевременность» процессов ведьм, как я уже заметил, и придает им, с другой стороны, чрезвычайный интерес. Как же, в самом деле, разрешается такая аномалия, которая становится еще загадочнее, если мы примем во внимание, что и в XV–XVII веках процессы ведьм являлись принадлежностью лишь передовых стран христианского мира: задержанный в своем развитии Восток Европы, Россия и Балканские государства, и в ту пору оставались свободны от этих ужасов. Что ж здесь такое перед нами? Какая–нибудь особенно прихотливая игра исторических случайностей? Или тут есть своя закономерность, раскрытие которой может показать, что наши обычные представления о ходе «прогресса цивилизации» носят чрезмерно упрощенный, прямолинейный, схематический

характер, и в частности, что дело распространения народного образования в Европе далеко не всегда сопровождалось лишь благодетельными последствиями для народа что у него оказывается и своя черная изнанка?

В такой общей связи и будет проведен настоящий очерк [1] . Но, прежде чем приступить к анализу явления, я должен буду, в силу указанных уже мною условий [2] , дать хотя бы сжатое описание самих процессов ведьм, я должен буду сделать хотя бы краткий пересказ «этой бесконечной драмы, исполненной сценами таких несказанных, невыразимых, безмерных мук, терзаний и отчаяния со стороны гонимых и такого суеверия, тупости и зверства со стороны гонителей, что с этим по жестокости ничто не может сравниться в летописях европейских наций».

Преследованием ведьм, смотря по времени и по стране, занимались различные органы судебной власти. В раннюю свою пору, в XV столетии, такого рода процессы велись почти исключительно пред космополитическими трибуналами римской инквизиции. В Италии и в Испании инквизиция сумела удержать их за собой и до самого конца. Что касается прочих стран, то после реформации не только в протестантских, но и в оставшихся католическими государствах они почти везде перешли в руки светских судов, ведавших уголовными делами. Но разница эта в данном случае — что уже само по себе заслуживает внимания — не играет сколько–нибудь видной роли. Картины гонения на ведьм сразу нас поражают и необыкновенно дикой игрой фантазии, с которой здесь приходится встречаться, и необыкновенной своею монотонностью. Откуда бы ни шли относящиеся к ним памятники, мы не находим на них почти никакой местной окраски. В церковных и в светских, в католических и в протестантских судах процессы ведьм протекали совершенно одинаковым порядком и приводили к одним и тем же результатам. Поэтому, чтобы составить себе вполне достаточное понятие об этом поразительном эпизоде из области отправления человеческого правосудия, довольно заглянуть в уголовную хронику любой из западноевропейских стран. Удобнее всего нам будет взять Германию, так как ее архивы дают тут и особенно богатый, и, главное, прекрасно разработанный материал. Итак, посмотрим, что представляли собой процессы ведьм в Германии в ту пору, когда они являлись обыденной принадлежностью немецкой жизни, т. е. в конце XVI и в начале XVII века.