Ведьмы.Ру 2
Шрифт:
— О, вижу вы действительно в теме, — Пётр Евгеньевич очень даже обрадовался. — И впечатлены…
— До самых печёнок, — искренне признался Наум Егорович.
А если пробой…
Там, на местах пробоев, не даром карантинные зоны организуют. Там ведь это… остаточное излучение. Энергетика демоническая, мутагенная. В голове то и дело всплывали обрывки подслушанных некогда разговоров, которые не особо раньше интересовали, а теперь…
— Не стоит переживать. Нам в целом удалось локализовать данное явление.
Идиоты…
Учёные
— Это даже не пробой, скорее прокол пространства, который в любом случае схлопнулся бы, но благодаря последним разработкам нам удалось добиться некоторой стабильности. Более того, мы научились собирать и концентрировать энергию, которая в дальнейшем может быть использована. Вы ведь понимаете, какие перспективы открываются перед человечеством?
Руны на двери засветились.
И потянуло с той стороны знакомо так… стабилизировали? Да хрена с два. Не дали захлопнуться локусу, но и только. Сколько они его уже тут держат?
— Новые лекарства, новые артефакты, созданные на совершенно иных принципах…
— И мыши, — произнёс Наум Егорович презадумчиво.
— Мыши? — Лев Евгеньевич отвернулся от двери. — Какие мыши?
— Новые. Вы же сказали, что лекарства новые. И артефакты. И мыши тоже новые. Такие, знаете ли, саблезубые. И в чешуе. Она ещё огнём горит. Как у Пушкина. Читали?
— Эм… случалось, — взгляд, который Лев Евгеньевич устремил на доктора, державшегося за спиной Наума Егоровича, был весьма выразителен. — Мыши — это, безусловно, серьёзно. Но, может, вы хотите взглянуть на схемы? Мы пытались расширить… локус, однако, как я уже сказал…
Наум Егорович слушал внимательно.
Иногда кивал.
— И что вы об этом думаете? — поинтересовался Лев Евгеньевич, открывая дверь. — Прошу. Это моя личная территория. Вот тут документы. Вот чертежи… пока распечатка, сами понимаете, прямо допустить к проекту мы не можем, но хотелось бы услышать мнение.
Листики.
Схемы какие-то. Что на них — не понять. То ли пушка, то ли микроволновка в разрезе, а может, и вовсе бомба атомная. Хотя нет, устройство атомной бомбы Наум Егорович изучал. Не похоже. Но чертежи он просматривал старательно, чтоб точно хорошо записались.
А потом, отложив в сторону, потёр подбородок.
— Всё сложно, — произнёс он, устремив взгляд на потолок. Под потолком поблескивала камера, и стало быть, приглядывают. Хотя логично. Вряд ли этот умник всё тут возвёл.
Нет, это чужая игра, в которой Лев Евгеньевич лишь фигура. Не самая последняя, ценная даже, но и не такая, чтобы действовать свободно.
— Очень сложно… понимаете… дело в том, — Наум Егорович воровато оглянулся и, устремив взгляд на доктора сказал. — А вы ему доверяете?
— Ему?
— Ему, ему… вон как прислушивается. И рожа у него такая…
— Какая?
— Круглая больно. Людям с круглой рожей доверять нельзя.
— Почему?
— Потому что круг — фигура ненадёжная.
Лев Евгеньевич поглядел. И по его лицу было очевидно, что где-то он с доктором согласен. Правда, не очень понятно, с кем именно, но тем не менее.
— А я не сумасшедший.
— Конечно, нет.
— И знаю правду. За всем стоят мыши!
— Саблезубые?
— И чешуйчатые, — добавил Наум Егорович. И ещё тише произнёс: — Они желают захватить мир. Во славу мышиного императора!
Что-то в дальнем углу брякнуло, заставив Льва Евгеньевича подскочить.
А то…
— Видите. Слушают. Мыши и голоса. Мыши снаружи, а голоса внутри.
— Сейчас?
Наум Егорович кивнул, но уточнил:
— Сейчас молчат. Но вообще да, внутри. Так, щекочутся. Череп. Это неприятно. А ещё грозятся его вскрыть и достать мозг, если я вам помогу.
— Кажется… — выражение лица Льва Евгеньевича было трудноопределимо. — Вам стоит… отдохнуть… мы пока… подумаем, как вас можно защитить. Вы присядьте. Присядьте… вот, на диванчик.
Диванчик тоже имелся.
— А я выйду… ненадолго…
И вышел.
С доктором.
Наум Егорович склонился над чертежами. Потом почесал нос, изо всех сил стараясь не пялится на камеру, и пробормотал:
— Мыши… везде мыши! И голоса… но ничего… мы их обманем… всех обманем, да? Мы сделаем бомбу! — это он произнёс громко и радостно. Почему-то казалось, что профессора не только смотрят, но и слушают. Пусть вот и послушают.
Никто в здравом уме не допустит к работе не совсем нормального человека, который планирует сделать бомбу. Хотя, конечно, никто в здравом уме и с пробоями связываться не рискнёт, но…
Листик он поднёс к носу.
Понюхал.
Потом встал, прошёлся по кабинету и, оказавшись у порога, положил листик на пол.
Прислушался:
— … а я предупреждал, что он не в том состоянии, чтобы работать. Вы ведь сами слышали этот бред! — доктор говорил громко и нервно, явно оправдываясь.
Второй листик лёг рядом с первым и, задумавшись, Наум Егорович повернул его одной стороной, а потом другой. Нет, что-то было в этом рисунке такое, негармоничное.
— … да, несомненно, это может быть следствием интоксикации. Я не знаю, в какой дозе ему давали препараты, а побочки у них, сами знаете, хватает. Но возможно, что дело не в лекарствах.
— И как понять?
— Я не психиатр! Хотите, консультируйтесь…
— Да что вы так нервничаете?!
— Да потому что сначала одно требуют, потом другое… я предупреждал, что препарат нестабилен? Предупреждал. Что нужны клинические испытания, исследования, что нашей группы мало, а в итоге… да и исполнитель опять же. Извините, но та особа не производила впечатления человека, который будет действовать строго по инструкции. А теперь кто будет виноват? Я?