Ведьмы.Ру 2
Шрифт:
Совсем.
Каким-то… опасным?
Будто выглянуло изнутри что-то… кто-то? Выглянуло и исчезло. А Мелецкий откинулся на спинку стула и продолжил:
— Улю я обижать не позволю. Никому.
— Сам будешь? — матушка терпеть не могла, когда ей перечат. И оскалилась. И вдруг тоже стало понятно, что совсем она не совершенная.
И не красивая.
И что лицо её, оно не настоящее, как маска, пусть и сделанная качественно, но всё одно ведь маска. А маски не способны отражать эмоции. То же,
— Наглый мальчик. Я ведь проклясть могу… не боишься?
— Не. Меня уже проклинали. Живой.
— Значит, слабо проклинали… — матушка подняла руку и что-то так пальцами сделала, отчего над ладонью возникла сперва чёрная ниточка, которая заплясала, закружилась, свиваясь в махонькую чёрную воронку урагана. И Ульяна вдруг поняла, что воронка эта — она тёмная.
Плохая.
Точнее категорически неправильная. Такая, какой быть не должно. И пальцы сами к ней потянулись, чтобы перехватить, сдавить и дёрнуть, срывая с маминой ладони.
Воронка обожгла кожу холодом, и собственная сила Ульяны рванула, отвечая и поглощая.
— Что ты… что ты сделала?! — мама побледнела.
— Детки, — дядя Женя, который куда-то отходил, вернулся с огромной тарелкой. На белоснежном фарфоре вытянулись длинные палочки эклеров, чуть за ними поднималась гора взбитых сливок, присыпанных шоколадной пудрой. Тут же стояли какие-то завиточки, ракушечки и, кажется, всё то, что вообще было в меню. — Оглянуться не успеешь, как выросли. Вот прям как ты. Помню, вчера ещё бегала засранка голозадая…
На щеках матушки вспыхнули алые пятна.
— Делала мелкие пакости, но что уж тут, кто их в своё время не делал. А сейчас гляжу и дивлюся, прям не леди даже, а целая лединища вымахала, если так-то…
— Я хоть чего-то в жизни добилась! — и в голосе матушки прорезались нервные ноты. — А ты как был неудачником, так и остался! Только и умеешь, что пить и… и вообще, почему я должна это выслушивать?
— Не должна, — согласился дядя Женя. — Но ты ж сама нас сюда позвала.
— Ульяну, а не вас!
— Так сказала, что можем приехать, — он подхватил эклер. — Мы и приехали. Я, может, совсем одичал. Дай, думаю, погляжу хоть одним глазочком, как оно приличные люди живут. Хотя, признаю, ошибся. Приличные люди — это не про тебя, сестрица…
Ульяне показалось, что матушка сейчас взорвётся, но… она выдохнула и выпрямилась.
— Я уже, честное слово, и отвыкла от вашей непосредственности. Вот уж и вправду святая простота… но ладно. Это не важно. Ульяна, ты должна отдать силу.
— Кому?
— Мне.
Как будто были варианты.
— Я сумею распорядиться ею с умом…
— Продав меня ещё раз?
— Ты о чём?
— Василий. Демон. И твой договор.
— И?
— Мама… знаешь, а я ведь
Ни в своей никчёмности.
Ни в невыразительности.
Ни в том, что она не соответствует матушкиным ожиданиям.
Что, даже будь она гениальной, этого было бы недостаточно. Потому что дело не в самой Ульяне, а в матушке. И в её ожиданиях. Или точнее в желании быть лучше Ульяны. А самый простой способ стать лучше кого-то, надо лишь этого «кого-то» сделать хуже.
— Наверное, надо бы… ты свела в могилу отца.
— Не преувеличивай.
— Лишила меня не только своей, но и его любви. Я ведь правильно поняла, дядя Женя? Из-за приворота её не хватало на меня.
— О нет, сейчас будем ещё в детских обидах ковыряться… — матушка притворно вздохнула. — Как можно быть настолько мелочной и вечно страдающей? Мальчик, не боишься, что она утопит тебя в своём унынии?
— Не, — Данила изогнулся. — В семье должен быть кто-то серьёзный.
— Я? — предположил демон.
— И демон. Конечно. Кто-то серьёзный и ещё демон. Без демона, считаю, семья неполная.
Василий кивнул.
Но уточнил:
— Я правильно понял, что сказанное можно интерпретировать, как иронию
— Так вот, — матушка несколько повысила голос. — Это всё, конечно, имело место быть. Я не отрицаю.
— Правильно. Согласие и принятие — это то, что требуется для реабилитации…
— Заткните его кто-нибудь, — матушка даже приподнялась. — Пока я…
И снова пальцами щёлкнула.
А Ульяна подумала и тоже щёлкнула. И чёрные ниточки, что заплясали было над матушкиной ладонью, взяли и развалились. Только после развала не к Ульяне потянулись, а задёргались и вцепились в руку матушки.
— Ай, — взвизгнула та и рукой затрясла. — Ты что творишь?!
— Понятия не имею, — Ульяна решила быть честной. — Меня ж ничему не учили. И откуда мне знать, чего я творю.
— А местами даже вытворяет, — Мелецкий категорически не мог промолчать. И Василий, взяв с тарелки дяди Жени длинный эклер, протянул ему.
— Скушай.
— Боже, за что мне это?!
— Мам, ты чего хотела-то?
— Спасти тебя, дуру!
— От чего?
— От родни этой… от силы. Ты не понимаешь, она тебе не подчинится. Ведьма — это не только и не столько сила. Это прежде всего характер. А у тебя характера никогда не было.
— Может, потому что ты его давила, — Ульяна ковырнула белую гору и, подцепив красную ягодку, сунула её в рот. Надо же. Вкусно. И главное, аппетит никуда не делся. Раньше в присутствии мамы кусок в горло не лез. А теперь и лез, и добавки требовал. — Так что с силой я разберусь как-нибудь сама…