Ведьмы.Ру

Демина Карина

— Тя, — Никита махнул хвостом, к которому уже успела прилипнуть пара колючек. И он, обернувшись, вздохнул, причём совершенно по-человечески. — Гр-ря!

— К соседям лазил? — Ульяна спустила ноги и, наклонившись, подхватила троюродного брата. — Чтоб тебя… и на болото?

Шерсть была мокрой и, кажется, не очень чистой.

— Ты бы лапы мыл, что ли… или вылизывался!

— Р-ряв! — возмутился Никита.

— Стой… а то если глубже забьётся, то только выстригать.

Шерсть у оборотня была мягкою и густой,

а потому колючки в ней засели плотно, можно сказать, фундаментально.

— Чтоб тебя…

— Уля? — в дверь просунулась Ляля. — Ты уже встала? Никитка! Совесть бы поимел, человека будить!

— Он в репейник влез. Слушай, а его когда в последний раз вычёсывали-то?

— Его? Никогда.

— Га-а-в, — на распев произнёс Никита и треугольные уши его поникли.

— Он же не даётся! Ещё жаловаться он на меня будет!

— Не переживай, — Ульяне вдруг стало смешно. С чего это она вообще вчера распереживалась. Родственники? Не звонили почти двадцать пять лет? Ну… бывает. Сейчас вон лично приехали. — Я тебя к грумеру отнесу…

— Ря? — одно ухо приподнялось.

— К хорошему! Он тебя и вычешет, и подстрижёт… и когти тоже. Хочешь, лаком покроет?

— Чур я с вами! — Ляля даже подскочила. — Цвет выберу!

— Р-р-р, — Никита явно выразил отношение к лаку.

— Да ладно… всё равно массы в тебе не хватает, поэтому надо нарабатывать стиль, — Ульяна дёрнула шишку репейника и та выскочила-таки, правда, с шерстью. — Сидеть! Сам в репей залез, так что терпи…

— Ба спрашивает, ты завтракать будешь? — Ляля спешно заплетала длинные волосы в косу, правую, левая уже была готова, а что с неё свешивались какие-то ракушки и будто бы белые иголочки… кости?

Ерунда. Кто станет в косы кости заплетать?

— Буду, — решилась Ульяна. — Извините… я вчера, кажется…

— Эмоционально перегрузилась, — Ляля кивнула. — Игорёк сказал, что слишком много впечатлений. Слушай, Уль, я твой сарафанчик взяла. Ты не против? Просто моё всё дядь Жень куда-то дел, а куда — не может вспомнить. И пока найдём, потому что сумки вчера выгрузили, а разбирать не стали…

— Не против. Я в него всё равно уже не влезаю. Я его в школе носила…

— Да поставь ты Никитку, он прекрасно сам дойдёт.

— Ур-р-р, — заворчал Никита, растекаясь по рукам.

— Он просто ленивый и любит, когда его носят!

— Ур-р-р… меня лапы просто кор-роткие!

— Ой! Он разговаривает? — от испуга Ульяна едва не выронила.

— Точно! Ба! — голос Ляли заполнил дом. — Никитос говорить начал!

— Не ор-ри, — шпиц прижал уши, причём лапами. — С-сам… гр…

— Ну вот, — Ляля вздохнула. — Вообще истинные оборотни в любом обличье сохраняют способность разговаривать. Но у Никитки были проблемы… а тут вот… Никита, скажи «а»!

— Бэ, — откликнулся оборотень и вывалил язык.

Чтоб вас…

Зато вставать не скучно.

—

Подержи, — Ульяна сунула шпица Ляле. — Я тоже переоденусь… на работу…

Нет, на работу не выйдет. На работу Ульяна опоздала и безбожно. На часах половина двенадцатого. Ничего себе она заспала! И главное, совесть по этому поводу не мучит. Хотя… чего там. Её наверняка уволили. Но съездить надо будет. Ту же трудовую забрать и расчёт затребовать.

А это можно сделать и после обеда.

— Никитос! Имей совесть! Не надо меня облизывать…

А кухня преобразилась. Когда только? И главное, на первый взгляд всё по-прежнему. Разве что обои будто посветлели. И гарнитур, пусть старый, местами облупившийся и с треснувшей дверцей, теперь смотрелся не жалко, а так, степенно.

Солидно.

Солнечный свет пробивался сквозь окна. Ветерок тревожил занавеси.

Пахло сытно. И сладко.

— Вас пока дозовёшься, — бабушка покачала головой. — Идите уже, оглоеды, пока оладушки не остыли. Никита, с грязными лапами за стол не пущу!

— Р-ря, — Никита обиженно сполз со стула и направился к двери.

— Ульяна, не обращай внимания, он сам прекрасно справится… так, Ляля, ты вот давай за столом не будешь волосы чесать. Полы мыть пока рано.

— А как это связано? — Ульяна осторожно опустилась на стул, а тот взял и не заскрипел. Обычно вздыхал и стонал, тут же не заскрипел.

— Когда русалка косы чешет, с них вода льётся, — пояснила бабушка. — Кстати, умываться такой полезно для кожи… так, ты с чем будешь? Есть варенье малиновое, земляничное, черничное. Прошлогоднее, конечно, но вкусное. Ещё облепиха с сахаром томлёная.

— Всё буду. Вы… извините. За вчера.

— Ничего, девонька. Это нам извиняться надо, — перед Ульяной появилась огромная тарелка, с парой оладьев и горочкой ярко-жёлтого, какого-то летнего варенья. — Но в таких делах сложно всё. Если уж та, которая видит, говорит, что не надо мешаться, то оно не надо. Никому и никак. От того только хуже быть может. Вот и… получилось, как получилось.

Ульяна кивнула.

Начинать вчерашний разговор наново она не хотела. Почему-то казалось, что, если начать, то вернется и раздражение, и тоска, и вообще нынешнее утро, которое, может, и не утро, а почти уже день, пойдёт псу под хвост.

— А демоны… они разве существуют? — Ульяна подцепила пухлый оладушек и макнула его в варенье. Перед ней возникла кружка с травяным чаем, от которого пахло ромашкой и ещё, кажется, мятой.

— Ещё как существуют…

Бабушка явно хотела добавить что-то ещё, но тут раздался сперва громкий нервный лай, в котором проскальзывало что-то такое, донельзя матерное, а следом и крик:

— Тараканова! Выходи…

Главное, голос до боли знакомый.

Ульяна, сообразив, чей, едва оладушек не уронила.