Ведомственный притон
Шрифт:
Бутылка шотландского виски тут же была извлечена из таинственной темноты. Фочкин почесал затылок — да, дела!!!
— Это так, пустяк! — Уступив место около открытой дверцы Катышеву, медвежатник сорвал пробку с импортной бутылки и оглядел кабинет в поисках посудины. Выкинув из яшмового стаканчика карандаши и ручки, он наполнил его до половины. — Виски с горла пить не люблю. Тем более — это уже не допинг, а награда за работу! Вот в молодости оторванным от пачки «Беломорканала» картоном я вскрывал сложный английский замок так, что даже эксперты удивлялись. Сейчас не то, пальцы плохо слушаются.
Фочкин, казалось, уже не слушал старика. Он наблюдал, как Катышев вытаскивает папки с бумагами, тут же пролистывая страницы.
Старик
— Вы меня спросите, почему картоном? Да потому, что картон-то — бумага! А бумага, не знаю, как теперь, а по старым законам не считалась «техническим средством» или инструментом. Значит, и статья за кражу — без всяких там отягчающих обстоятельств. Может быть, я просто баловался, а дверца возьми да сама и откройся!..
— Дед, помолчи хоть секунду! — попросил Фочкин. — Мы с тобой потом еще успеем наговориться. Ну что там, Катышев?
— Неблагодарные вы люди, оказывается, — обиделся Пантелеич и замолчал.
— Да хрен его знает! — сказал Катышев, не отрываясь от бумаг. — В темноте ни черта не видно.
— Могу посветить, — предложил Пантелеич, извлекая из чемоданчика фонарик.
— Не стоит, заберу все эти папки, а потом разбираться будем. Все, мужики, убираемся.
Фочкин заглянул в сейф через плечо Катышева и, увидев пачки с американской валютой, только охнул.
— Может, возьмем по пачке. Кто заметит? — предложил он осторожно.
— Премию получишь в рублях, — ответил Катышев. — Дед, закрывай калитку!
— Полуярова надо обрадовать! — вдруг напомнил Фочкин.
— В машине обрадуем! — вынимая из кармана сотовый телефон, чтобы связаться с Золотаревым, отмахнулся капитан. — Уходим, уходим!
Заранее заготовленная эсэмэска улетела к Золотареву, и теперь все понимали, что, пока они доберутся до спальни с открытым окном, через забор будет переброшена новая партия котов. И, если доведенные до бешенства охранники еще не успели посадить собак на цепь, на территории особняка с новой страстью разгорится собачья охота.
Готовый выпрыгнуть на улицу первым, Фочкин открыл створки. Он уже стоял под окном, готовый помочь Пантелеичу, но в этот момент мимо стрелой пронеслась кошка и стремглав забралась на раскидистую яблоню. Лай собак раздавался за домом. Скорее всего, они были заняты преследованием других котов. Оставалось время, чтобы Пантелеичу № Катышеву спрыгнуть вниз и успеть добежать до забора. А там уже держи-свищи! Но медвежатник, загородив проход капитану, стоял в проеме окна и со страхом вертел головой из стороны в сторону. И, когда он уже был в руках Фочкина, из-за угла вылетела огромная псина. Не обращая внимания на чужаков, она с ходу попыталась влететь на дерево. Попытка оказалась неудачной, и азиат разразился неудержимым лаем. Фочкин и Катышев, уцепив сопротивляющегося старика с обеих сторон, в обход яблони поволокли его к забору. И, когда от дома до ограды оставалось лишь полтора десятка метров, в лунном свете объявились трое охранников. Оторопевшие, они несколько секунд вглядывались в фигуры незваных гостей, и только потом один из них, опомнившись, во всю глотку издал боевой клич. Добираться До спасительного забора, так же как оказывать сопротивление людям, вооруженным пусть даже газовым оружием, было нереально. Да и обе собаки вот-вот готовы были прекратить бессмысленную охоту на котов, расположившихся на деревьях. Путь к отступлению оставался лишь один — забраться самим и втащить старика в окно. Но в последний момент Катышев разглядел в фундаменте особняка открытую металлическую дверцу. Скорее всего, это было подвальное помещение, в котором иногда запирали свирепых овчарок. Он потянул за собой ничего не соображающего от страха медвежатника. И через мгновение все трое оказались внутри подвала. Нащупав увесистую щеколду, Катышев задвинул ее до отказа. Точно такой же лязг раздался и снаружи. Дикий хохот празднующих победу охранников огласил весь участок.
Только
— Надеюсь, — услышали Фочкин и Катышев из кромешной темноты голос старика, — при выходе травить собаками не станут.
— Не станут, — спокойно согласился Фочкин. — Нас тут всех вместе или подожгут или подорвут. Заодно с документами.
Из глухой темноты послышалось бульканье из бутылки.
— Это не страшно! — наконец отозвался старик. Теперь голос его казался совершенно спокойным. — Вот, помню, на заре перестройки забрались мы в один кооператив и выгребли почти три миллиона рублей. Так нас тоже не милиция, а бандиты обложили. Но мы забаррикадировались и сидели спокойно, поджидая ментов. Знали, что охрана ни черта не сделает. Если взорвут, то вместе с деньгами. А что они, дураки, свои деньги по ветру пускать?
— Костя, — послышался голос Фочкина. — Звони же Золотареву!
— Давно бы уже позвонил, да телефона нет. Видимо, обронил, когда из окна выпрыгивали. Давай лучше посмотрим, что в папке. Дед, одолжи-ка фонарь…
37
Дзись-Белоцерковский встретил Полуярова довольно приветливо. Полковнику даже показалось, что он ничего не знает о гибели своей помощницы Татьяны Федоровны Черемисовой. Не переставая следить за передвижениями Белоцерковского, Полуяров дожидался момента, чтобы напомнить председателю конкурсов красоты о судьбе Мамки-Таньки. И, когда Белоцерковский, усадив гостя в глубокое кожаное кресло, предложил кофе с коньяком и лимоном, полковник с радостью согласился.
— Знаете, в управлении не могу себе позволить столь роскошный напиток, — признался Полуяров.
— Мало зарабатываете? — Как показалось Полуярову, хозяин кабинета постарался уколоть гостя.
— Да нет, почему же. На кофе с коньяком хватило бы. Только наслаждаться в одиночку как-то не с руки, а распивать коньяк с подчиненными, свидетелями и посетителями, извините, служба не позволяет.
Стройная девушка с седыми волосами, на голову выше Полуярова, внесла поднос с таким же тонким и стройным кофейником. Водрузив его на журнальный столик, ожидающе улыбнулась: еще что-то? Белоцерковский сделал чуть видимый жест рукой — свободна.
Когда дверь закрылась, он уселся в кресло напротив Полуярова.
— Я предполагал, что вы захотите со мной встретиться сразу после конференции.
— После провальной для вас конференции, — уточнил полковник, отыгравшись за вопрос о собственном заработке.
— Да, — согласился Белоцерковский, нисколько не смутившись. — Тут вы нас переиграли. Но, насколько мне известно, идея с разоблачительной публикацией принадлежит вовсе не вам.
— Какая разница! — Полковник чуть слышно забарабанил походный марш. — Вы ведь согласны, что публикация была разоблачительной.
— Но ведь и такой же бездоказательной. Сплетни и слухи. Что значит Белоцерковский продает девушек в дома терпимости? Разве я их туда за руку отвожу? Хотя бы одна вам такое сказала? Бред!
— Не считайте меня наивным, Ефрем Львович. На каком-то этапе вы отбраковывали ту или иную модель и увольняли из агентства. А ваши помощники под угрозами сдавали ее в заведения Черемисовой.
Белоцерковский, подвинув в направлении Полуярова чашку с кофе, фыркнул:
— Мне совершенно неинтересно, кто и куда их сдавал. Я вам, уважаемый полковник, открою один секрет. Бывшие конкурсантки слишком быстро привыкают к роскошной и безбедной жизни. Многим начинает казаться, что красота их неувядаема и подиум из-под ног уже никуда не уйдет. Они забывают о тренировках и работе, рассчитывая лишь на средства парфюмерии и косметики. В результате теряют боевую форму. А я не из тех людей, кто любит два раза напоминать. Как говорится в русской пословице? Баба с возу — кобыле легче!